Проба небес

— А тебе кого больше хочется: мальчика, девочку? — Полуобернувшись, сестра лукаво поглядела на меня краем глаза. — Вопрос не сказать, чтобы застал врасплох. Но задуматься заставил.

— Первенцем — однозначно мальчика, а остальных уже как мать природа решит.

Развязав шнурок бюстгальтера, начинаю смазывать от плеч и ниже. Упруго податливое тело не подлежало даже малейшей критике, но при всём при этом, желания не вызывало совершенно. Нет, мысли, конечно, были, но вот чтобы захотеть на уровне физиологии — ни малейшего намёка. И это очень хорошо. Не хватало еще на сестру запасть. После того, как всё доступное пространство было тщательнейшим образом промазано, настал черёд растираний и разминаний каждого участка в отдельности. И когда, после шеи и рук, я отдавал должное её спине, сестру вдруг прорвало на разговор.

— Ичика?

— М?

— Они знают об этой твоей стороне или ты опять скромно умолчал?

— Даже и не догадываются, но я уверен, что ты им не расскажешь.

— С чего вдруг? — с вредной-вредной интонацией, мурлыкнула она.

— Я и так устаю, а если станет известно о моих массажных навыках, то хроническое переутомление гарантировано. Хотя несомненный плюс в этом есть — до сенсея тогда очередь точно не дойдёт. Тонкий намёк было понят. И за время молчания, мои руки, не прекращавшие своё движение по её спине, вскользь прошли ягодицы и перебрались на бёдра. Разминая упругие мышцы, я почти было перешёл к икрам, но тут понеслось заново.

— Ичика.

— А?

— Я… должна тебе кое-что сказать. Только пойми правильно.

— Попробуй, — чувствуя, как в доверительной беседе пахнуло холодком, сосредоточенно отзываюсь в ответ.

Целую минуту собираясь с духом, Чифую все-таки подтвердила мои опасения.

— Постарайся… не сделать ей ничего непоправимого. Ладно?

— Не поздновато говорить о милосердии? Да и медицина сейчас такова, что даже искусственные глаза есть.

— Оримура, перестань! — негромко возмутилась сестра. — Она виновата и словами такое не искупить, но хотя бы просто взгляни на мир с её стороны.

— Будет непросто, — возобновляя работу над телом, говорю как есть. — Мы… как бы… слишком разные. В мировоззрении в первую очередь.

— Физически тоже. Она… не такая как все. — Коротко помявшись, добавила. — Изначально не такая, понимаешь?

— Наниты? Имплантаты? — для приличия перечисляю всё. — Рождена искусственно?

Тяжелый вздох подтвердил эту версию.

А пока разминаемая красавица собиралась с духом, я уцепился глазами за одну из картин, что украшая бело-зелёную стену, изображала падение лепестков сакуры. Сбоку подпись:

…«Миг красоты — вечен»…

— Я когда к ним приехала, сама не поверила. Главное… стоит перед тобой кроха, но в настоящей униформе, с кобурой на поясе и знаками отличия младшего офицера. Но самым странным было поведение окружающих…

Представив себе эту чиби-воительницу, молчаливо улыбаюсь, не прерывая чужих откровений.

— Дай угадаю — в малышке не видели ребёнка?

— Хуже того — человека! Её считали чем-то вроде ценного армейского имущества, о котором надо заботиться, но без малейшей симпатии.

— Немцы своеобразный народ. Впрочем, стоило взять ситуацию в свои руки, как мелкая втрескалась в тебя по уши, так? Не удивительно, что она видит в тебе подобие матери.

— Старшей сестры… скорее.

— Тоже вариант. Подозреваю, её непростая жизнь вызывает у тебя сострадание, может даже желание защитить. Но, к сожалению, твоя подопечная плохо чувствует пределы допустимого. Оттого ей понадобится что-то поувесистее уговоров. И она получит желаемое в полной мере, даю слово!

— Не можешь не отомстить, да? Тем более, какой шикарный повод выместить злобу.

— При чём тут повод? Я обязан это сделать, и плевать на злость — та уже прошла, — спустившись ниже, наконец-то приступаю к ступням. — Тут дело даже не в желании, а в необходимости. Иначе… все будет повторяться снова и снова… пока кто-то не умрёт.

Под чужое молчание разминаю пальчики ног, кажущиеся удивительно хрупкими и изящными, словно из фарфора. А после того, как каждый из этих маленьких очаровашек получил толику внимания — внезапно щекочу своды стоп. Там, где кожа отличается особой чувствительностью.

— Уй! Прекрати… ах-ха-ха… живо! — взвизгнув, судорожно рассмеялась сестра, мигом вырвав ножку из скользких рук.

— Чувствительность в норме. Чувство юмора присутствует.

А пока успокаивающаяся сеструха что-то бурчала под нос о малолетних дураках (я всё слышу!), дополнительно прошелся сверху-донизу. Руки скользили по идеальной, будто мрамор, коже, чья бархатистая гладкость сама просилась в ладонь. Вот только мыслями я был в том разговоре.

— И каких послаблений ты хочешь в отношении Лауры? Только честно!

— Постарайся не изуродовать её. Ладно? Я ведь знаю, ты можешь.

— Обещать ничего не могу. Тем более, что предстоящая ей трёпка менее жесткой от этого не станет, — и шлепнув по попке, подытожил. — Всем спасибо, все свободны!

— То есть как? — недовольно изумилась намасленная красавица. — А спереди?