Сугробы снега, нанесённые порывами бокового ветра, придавали местности, куда незаметно вписалось городское кладбище, правильный профиль. Поэтому когда Василий боком вылез из машины, ветер, словно опытный фотограф, сделал несколько попыток правильно спрофилировать объект, так сказать, по образу и подобию. Но чётко получился только профиль лица, а всё остальное казалось расплывчатым.
Расплывчатым казался и Валин «жук». Ветер в этом месте из крупинок снега сплёл материю напоминающую тюль. «Жук» стоял в ста метрах от такси, словно в паутине - законсервированный, правда, мотор продолжал жужжать на повышенных, хоррорных тонах.
В наше время можно заразиться не только насморком, но и страхом.
Чиновник уходил под пристальным взглядом Вали. Таксист семенил вдогонку.
«Пора», - вылезая из «жука», прошептала Валя и устремилась за чиновником по горячим следам.
Бабуся стояла у окна, словно у огромного экрана, и наслаждалась ночью. На подоконнике дымилась сигарета. Она понимала, что охватить взглядом жизненное пространство уже не реально; годы брали своё, пожалуй, даже ни годы, а дни, часы, минуты. Взгляд был сосредоточен. На городском кладбище велись ночные работы, и бабуся за ними подсматривала. Хорошо когда могильную гранитную плиту меняют на дубовый православный крест.
Представьте, на вашем вечном месте, хотя «вечное» – понятие растяжимое, но всё ровно на
Дом, где жила бабуся, находился в шаговой доступности от кладбища. Поэтому Василий дошагал быстро, без задержек. Пустяковая проблема возникла уже в подъезде. Строители замостили лестничную площадку кладбищенскими плитами, на которых, естественно, проглядывали даты рождения (прихода) и смерти (ухода), вызывая у прохожих поминальные мысли, а у одежды трепет. Проходя мимо, Василий чувствовал себя не в своей тарелке, потому что пальто, словно смирительная рубашка, сковало движения, костюм зашёлся складками, ботинки предательски скрипнули, а шнурки, будто два гельминта, повели себя развязно.
На лестничной площадке, рядом с бабусиной квартирой, стоял гроб, упакованный в красочную коробку и перевязанный зачем-то красно-чёрной лентой.
Василий снял ленту и оторвал ценник, коробка приобрела вид подарочный.
Когда внук входил в бабусину квартиру, до него снизу долетело бранное эхо. Кто-то нецензурно выразился.
Оказавшись в полумраке, чиновник подумал: «Ещё жива». Вот если бы мрак заполнил комнаты, тогда
В полутонах кровать; с трудом угадывается тело, только лица не видно.
Василий наклонился.
- У-у-у! Хи-хи-хи.
- Ах!
Василия тряхануло.
Кто-то схватил его за подмышки.
- Бабуся! Ты с ума сошла. Зачем встала?
- В туалет.
- А памперсы?
- Отправила дояркам. Хи-хи-хи. Тоже придумали, идиоты. Памперсы. В мои годы все в орденах ходили, а сейчас в памперсах. – Бабуся снова засмеялась и полезла под одеяло. - Почему опоздал? Что опять хвост?
- М-м-м. Нет.
- Врешь…
- М-м-м, Да нет.
- Ну ладно, рассказывай сказку. – Бабусины глаза замерли. – Только не начинай с «жили-были».
Он хорошо помнил её сказки рассказанные ночью. Помнил всё: заботу, ласку, воспитание. Если бы не она, кем бы он стал? Это она сделала из него ЧЕЛОВЕКА.
- Ну чего молчишь? Рассказывай…
- Кх-кх-кх. – Василий уселся в кресло. – М-м-м…
- Какие деревья? – спросила бабуся.
- Глазурованные. Ну, словно в глазури.
- А-а-а, дальше.
- У кого? – снова спросила бабуся.
- У отморозков. Ну, дети замёрзли.
- А-а-а, дальше.