Пробирная палата

Следуя примеру командующего, инженер неуклюже вскарабкался в седло и перевел дыхание.

– Надеюсь, вы правы. Но что будет, когда вы доберетесь до самого верха? Ведь их все равно больше, чем нас.

– Ну и что? – Бардас приподнялся на стременах, чтобы еще раз взглянуть на крепость. – Я побеждал кочевников еще тогда, когда вы играли в глиняных солдатиков. И у них всегда было численное превосходство. Ваша проблема в том, что вы слишком беспокоитесь. Когда будут готовы осадные башни и эти…

– Мантильи?

– Да, точно. Мантильи. Итак, сколько времени вам нужно?

Инженер пригладил бороду.

– Три дня. И когда я говорю три, это означает три, а не два.

– Три дня, – повторил Бардас. – Отлично. Только работа должна быть сделана хорошо.

Он опустился в седло, отвернулся, но перед глазами все еще стояла крепость, только теперь она превратилась в Город со всеми привычными деталями: круговым рвом, тремя уровнями обороны, бастионами, отходящими от старой стены. Бардас знал, что это всего лишь иллюзия, но чувствовал себя так, словно только что вернулся домой после долгой, изнурительной кампании и смотрит на Город, ждущий и зовущий его. Это было странно, потому что за все время, проведенное там, он никогда не думал о Городе как о доме и воспринимал его лишь как место, в котором приходится жить.

– У меня был друг, – заговорил он, зная, что инженеру это не интересно, но ничуть не досадуя из-за такой мелочи, – которого можно назвать и философом, и ученым, и волшебником. Думаю, он сам не знал, к кому себя отнести. По его мнению, в истории случаются критические моменты, когда все дальнейшие события могут пойти либо в одну сторону, либо совсем в другую. Он полагал, что человек, сумевший распознать такой момент, сможет его контролировать. – Бардас вынул ноги из стремян. – Скажу откровенно, мне его теория представлялась полной чушью, каким-то идиотским мистицизмом, если не бредом. Если уж на то пошло, я и сейчас так думаю. Но предположим, что в этом что-то есть, что же делать человеку, который снова и снова попадает в такие вот переломные моменты? Будь он жив, я попросил бы его совета, как избавиться от этого наваждения.

Инженер пожал плечами:

– Если вас интересует мое мнение с точки зрения механика, – сказал он. – То речь идет о распределительном вале.

Бардас с любопытством повернулся к своему спутнику:

– Объясните.

– Ну, в общем-то все довольно просто. – Инженер связал поводья и заткнул их за луку седла, чтобы освободить обе руки. – Распределительный вал – это основная, наиглавнейшая деталь конструкции: он превращает обычное вращательное движение (инженер нарисовал в воздухе круг) в движение поступательное (он изобразил прямую линию). Как вы, конечно, понимаете, это очень важно. Все наши источники энергии, например, водяное колесо или педальное, работают одинаково, описывая раз за разом один и тот же круг. Распределительный вал, представляющий собой всего лишь соединительное звено, позволяет преобразовывать круговое движение в линейное. Стоит лишь добавить храповик, и вот уже колесо влечет вас вперед. Отсюда следует, что главное – это соединительный механизм, звено между колесом и рабочей частью. Будь я вашим приятелем-философом, я бы поискал распределительный вал.

Бардас нахмурился.

– Распределительный вал судьбы, – пробормотал он. – Что ж, это мысль. Конечно, для полноты аналогии надо иметь какой-то способ менять направление движения. Это возможно? С вашей точки зрения?

Инженер усмехнулся:

– Конечно. Надо лишь посильнее бить по этому проклятому колесу большим молотом.

– Что ты хочешь этим сказать? – Темрай моргнул, когда Тилден затянула ремешок. – Что значит «хлам»? Специалисты сказали, что это лучшая броня, какую только можно купить за деньги.

– Специалисты, – вздохнула Тилден. – Ты называешь специалистом того лживого типа, который и продал тебе это железо? Стой тихо, не крутись. То ли ремешок стал короче, то ли ты растолстел.

Темрай хмуро взглянул на нее:

– Ну вот, опять ты за свое. Что бы я ни сказал, тебе всё не нравится. Если доспехи так плохи, то почему он дал на них безусловную пожизненную гарантию?

– Ох, перестань, – улыбнулась Тилден. – Гарантии хороши, пока ты жив. А если через пять минут после начала сражения они разваливаются и ты погибаешь…

– Ух.

– Извини, сам виноват. Я же сказала, стой смирно.

Сначала она надела наголенники, прикрывающие ноги от щиколотки до колена. Они напоминали Темраю два приставленных друг к другу желоба.

– Должен же быть какой-то способ сделать так, чтобы они не соскальзывали. Видишь этот синяк? Через час из-за него я не смогу ходить.

– Но тебе и не надо ходить пешком. Во время боя ты должен сидеть в седле. Так что это не важно.

– Да, но мне же надо дойти от палатки до лошади, а потом от лошади до палатки…

После наголенников перешли к набедренникам, защищающим ногу от колена до паха: они подвешивались к поясу и закреплялись ремешками у колена и на бедре, дальше шла кольчуга.

– Я не могу ее поднять, – пожаловалась Тилден.

– Можешь. Не такая уж ты слабая.