Проблема личности в философии классического анархизма

Штирнер понимает: сила насильника проистекает из слабости раба, богатство буржуа – из робости пролетария, святость кумиров – из слепоты и покорности верующего. «Словом, вопрос о собственности не может быть мирно разрешен, как мечтают социалисты и даже коммунисты. Он разрешится только войной всех против всех. Бедняки только тогда сделаются свободными и собственниками, когда они восстанут, поднимутся. Сколько бы им ни дарили, они захотят большего, ибо они хотят, чтобы наконец им ничего не дарили. Спросите вы, что же будет, когда неимущие воспрянут? Какое произойдет тогда соглашение? Это то же самое, что потребовать от меня составления гороскопа ребенку. Что сделает раб, когда он разобьет наконец оковы? Это мы – увидим!» (413; 248). «Если люди дойдут до того, что потеряют уважение к собственности, то всякий будет ее иметь: рабы сделаются свободными, когда они перестанут уважать в господине господина. Средства же единичных личностей будут умножаться посредством союзов, и эти союзы будут охранять собственность… Все попытки осчастливить чернь, все братские лобзанья, вызванные любовью, ни к чему не приводят. Только эгоизм может помочь черни, и эту помощь она должна сама себе оказать, и она ее окажет. Нужно только, чтобы она не поддавалась страху, – тогда сила за нею» (413; 246-247). Можно ли яснее и выразительнее, чем в приведенных высказываниях Макса Штирнера, высказать мысль о необходимости борьбы, стачек, экспроприаций, как единственного пути освобождения «черни»?

Вновь и вновь повторяет немецкий анархист: свободу и право не получить как милостыню свыше, не обосновать их «святостью» перед лицом врагов свободы – их можно лишь завоевать в борьбе, противопоставляя врагу – волю и силу. Приводя ряд исторических примеров, Штирнер выражает свое горячее сочувствие не к тиранам и богачам, но к революционерам и бунтарям: не к Нерону, Коцебу и Людовику XVI, но к восставшим против Нерона римлянам, Карлу Занду – убийце Коцебу и к французским революционерам.

Мы можем добавить: чтобы «правда» и «свобода» утвердились, они нуждаются в личностях, в их воле, силе, жизни (и личности не должны служить «правде» и «свободе» как мертвым, застывшим абстракциям). Но и воля, жизнь, сила личности – без «смысла, свободы, правды», без содержания и идеалов – бесцельны и пусты. «Политические либералы», с которыми полемизирует Штирнер, – лицемерные моралисты (лицемерие и бессильный морализм обычно взаимосвязаны) – выпячивают одну сторону дела: они думают, что (безжизненный) Смысл, (абстрактная) идея Права, (бессильная) Правда – без борьбы, без крови, без усилий и жертв (с их стороны), «победят», – а они могут лишь указывать на их «святость», бессильно и униженно просить, причитать и ворчать. Сам же Штирнер, споря с ними, утверждает, что только воля, сила, борьба решают, кто прав, тогда как понятия о «злом и добром», о «правом и неправом» бессмысленны. И в этом вопросе мы отмечаем у Штирнера полемическую односторонность и противоречивость.

И все же последовательное проведение реалистической мысли о неразрывной связи силы и права – одна из заслуг Штирнера. Мыслители, бывшие до него и не уделявшие личности должного внимания и места, верили в надличностные силы, творящие историю (Общество, Бог, Право, Мировая Идея), могли верить во внешнее, извне приходящее освобождение человека, в возможность получения личностью прав «сверху», в филантропию буржуа, в защиту прав граждан государством, в благую миссию социальных институтов и коллективов. И только на штирнеровской вере в личность как в главного творца истории, основана идея самоосвобождения, самодобывания прав: за меня меня никто не освободит. То, что дается личности извне, легко может быть и отобрано назад. Пожалованное право – не право; всякое право основывается на балансе сил и на борьбе сил, – таково открытие, сделанное Максом Штирнером, горячо восставшим против всех патерналистских иллюзий.

Идея обретения личностью своих прав в борьбе, самоосвобождения и самообретения – пожалуй, центральная идея книги Штирнера. Но эта мысль не всегда доводится им до логического завершения. Так, он заявляет: «Право всех (например, право есть) – право каждого в отдельности. Пусть каждый охраняет это право для себя, и тогда все будут им пользоваться, но нечего каждому заботится о всех и яростно отстаивать это право всех» (413; 175). Здесь явное противоречие: Штирнер не хочет ни провозглашать «законов джунглей», по которым все пожирают всех, ни – гуманистической идеи всеобщности освобождения и равноправия (эта идея кажется ему абстрактным морализаторством) и оказывается посередине между этими двумя позициями. Но, если нет иных критериев «правоты», кроме силы, почему сам Штирнер всегда оказывается на стороне народа, «черни», бедняков, пролетариев и – против силы государства и буржуазии? На этот вопрос Штирнер не отвечает.