– Бенто, какой-то человек просил передать тебе это. Странный, очень взволнованный, довольно низкорослый мужчина с сильным португальским акцентом, который все время оглядывался по сторонам. Я так думаю, он – еврей. Он будет ждать ответа возле канала.
Бенто выхватил записку из ее протянутой руки, развернул и быстро прочел. Клара Мария смотрела на него с любопытством: она еще никогда не видела, чтобы Бенто набрасывался на какой-либо текст с такой жадностью. Он перечитал записку вслух, переводя для нее португальские слова на голландский.
Бенто, я слышал о прошлой ночи. Вся конгрегация об этом знает. Я хочу сегодня встретиться с тобой. Это важно. Я стою рядом с твоим домом перед красным баркасом на Сингеле. Ты можешь выйти?
– Клара Мария, – проговорил Бенто, – это мой друг. Единственный друг из прошлой жизни, оставшийся у меня. Я должен пойти повидаться с ним. Я могу спуститься по лестнице…
– Нет, папа сказал, что ты сегодня не должен ходить по ступеням! Я попрошу твоего друга вернуться через день или два.
– Но он прямо говорит – «сегодня». Должно быть, это как-то связано с прошлой ночью. Мои раны – всего лишь царапины. Я справлюсь.
– Нет, папа велел мне о тебе заботиться! Я тебе запрещаю! Я приведу его сюда. Я уверена, папа не будет против.
Бенто кивнул.
– Спасибо тебе. Только сначала убедись, что на улице никого нет: никто не должен видеть, что он сюда заходил. Мое отлучение запрещает любому еврею говорить со мной. Его не должны здесь заметить.
Через десять минут Клара Мария вернулась вместе с Франку.
– Бенто, когда мне зайти, чтобы проводить его? – но, не получив ответа от мужчин, которые были всецело поглощены друг другом, она незаметно выскользнула за дверь. – Я буду в соседней комнате.
Дверь закрылась, Франку шагнул к Бенто и радостно схватил его за плечи.
– Как ты, Бенто? Она говорит, ты не очень сильно ранен?
– Нет, Франку, здесь, – он показал на живот, – всего пара царапин, зато настоящая рана – здесь, – и прикоснулся ко лбу.
– Я как увидел тебя, у меня просто камень с души свалился!
– Я тоже очень рад тебя видеть. Ну, давай присядем, – Бенто указал на кровать, и они оба сели, а Франку продолжал говорить:
– Сначала по общине разнеслась новость о том, что ты мертв, что тебя поразил Бог. Я ходил в синагогу, и настроение там было приподнятое: люди говорили, что Господь услышал их вопли и свершил свое правосудие. Я был вне себя от тревоги и, только когда поговорил с полицейскими, которые проводили в окрестностях обыск, ища убийцу, узнал, что ты ранен – и, конечно, вовсе не Богом, а безумным евреем.
– Кто он?
– Никто не знает. Или, по крайней мере, никто не говорит, что знает. Я слышал, что это какой-то еврей, только недавно приехавший в Амстердам.
– Да, он португалец. Он выкрикнул «
– Я слыхал, что всю его семью убили инквизиторы. И, возможно, у него какие-то особые счеты с бывшими евреями. Некоторые выкресты в Испании и Португалии стали злейшими врагами евреев: это священники, которые получают быстрое продвижение, помогая инквизиторам выводить обманщиков на чистую воду.
– Что ж, тогда причинная связь становится яснее…
– Что еще за причинная связь?
– Франку, я очень рад снова тебя видеть! Мне нравится, как ты меня останавливаешь и требуешь разъяснений. Я просто имею в виду, что все имеет свои причины.
– Даже это нападение?
– Да вообще всё! Всё послушно законам Природы, и, прибегая к разуму, можно уловить эту цепь причинности. Я теперь думаю, что это верно не только для материальных объектов, но и для всего человеческого, и начинаю исследование человеческих поступков, мыслей и потребностей так, словно они линии, плоскости или тела.
– Ты хочешь сказать, что мы можем познать причину каждой мысли, потребности, каприза, мечты?
Бенто кивнул.
– Значит ли это, что мы не вольны просто решить: вот, у меня будут такие-то мысли? И мы не можем сказать себе: вот, я поверну голову направо, а потом налево? И что у нас нет простой свободы выбора?
– Я не совсем это имею в виду. Человек – часть Природы, и поэтому он подчинен действию природных причинных связей. Ничто в Природе, включая нас, не может просто так, по собственному капризу, начать какое-то действие. Внутри одного государства не может быть другого отдельного независимого государства.
– Не может быть государства в государстве? Что-то я опять ничего не понял.
– Франку, прошло больше года после нашего последнего разговора – а я сразу начинаю философствовать, вместо того чтобы разузнать все о твоей жизни!
– Ты не прав! Для меня нет ничего важнее, чем вот так вот говорить с тобой. Я словно умирающий от жажды, который наконец-то добрался до оазиса. Все остальное может подождать. Расскажи мне о государстве в государстве.