– Я только что разговаривал с рабби Мортейрой целый час, и он сказал, что это не в его силах: парнассим избраны общиной, и в их руках вся власть. У него нет иного выбора, как только сделать то, чего они желают. Но помимо этого он также сказал, что согласен с их решением… – Бенто помедлил. – Нет, я не должен ничего утаивать. – Посмотрев в глаза брату и сестре, он признался: – Он
– И… – Ребекка взглянула Бенто прямо в глаза.
– И… – Бенто уставился в пол, – я отказался. Для меня свобода превыше всего.
– Ты глупец! Подумай, что ты делаешь! – Голос Ребекки стал пронзительным. – Боже мой, брат, да что с тобой такое? Ты что, совсем разума лишился?! – она наклонилась вперед на стуле, словно намереваясь выбежать из комнаты.
– Ребекка, – Бенто пытался говорить спокойно. – Это последний раз, самый последний раз, когда мы собрались вместе. Херем означает абсолютное изгнание. Он запретит вам говорить со мной или связываться со мной любым способом отныне и впредь. Навсегда! Подумай о том, как ты, как мы, все трое, будем себя ощущать, если наша последняя встреча будет горька и лишена любви!
Габриель, слишком взволнованный, чтобы сидеть на месте, тоже вскочил и принялся расхаживать взад-вперед.
– Бенто, почему ты все время говоришь слово «последний»? Мы в последний раз видим тебя, последняя просьба, последняя встреча… Сколько продлится херем? Когда он закончится? Я слыхал об однодневном хереме или хереме на одну неделю.
Бенто сглотнул и вгляделся в лица брата и сестры.
– Это будет другой вид херема. Я знаю, что это такое, и если они назначат его как положено, у этого херема конца не будет. Он продлится всю жизнь и будет необратим.
– Возвращайся к рабби, – простонала Ребекка. – Прими его предложение, Бенто, пожалуйста! Все мы в юности совершаем ошибки. Воссоединись с нами! Почитай Бога. Будь евреем, коим ты и являешься. Будь сыном своего отца! Рабби Мортейра будет платить тебе всю жизнь. Ты можешь читать, учиться, думать все, что захочешь. Только держи это при себе. Прими его предложение, Бенто. Неужели ты не понимаешь, что ради нашего отца он платит тебе за то, чтобы ты не совершал самоубийство!
– Пожалуйста, – присоединился к ней Габриель, схватив Бенто за руку, – прими его предложение! Начни все сначала.
– Он платил бы мне за то, чего я сделать не могу. Я намерен искать истину и посвятить свою жизнь познанию Бога, в то время как предложение рабби требует, чтобы я жил в бесчестии и таким образом бесчестил Бога! Я ни за что этого не сделаю. Я не подчинюсь никакой силе на земле, кроме собственной совести.
Ребекка начала всхлипывать. Она схватилась руками за голову и принялась раскачиваться, повторяя:
– Я не понимаю тебя, не понимаю, не понимаю!
Бенто подошел к ней и опустил ладонь на ее плечо. Она сбросила ее, подняла голову и сказала Габриелю:
– Ты был слишком мал, но я-то помню, словно это было вчера, как наш благословенный отец хвастался тем, что рабби Мортейра назвал Бенто лучшим учеником, какой у него когда-либо был!
Она перевела взгляд на Бенто, лицо ее было залито слезами.
– Самый умный и самый вдумчивый – так он говорил. Как сиял наш отец, когда он услышал, что ты можешь стать следующим великим ученым, возможно – следующим бен Гершоном! Что ты напишешь величайший комментарий к Торе в XVII веке! Рабби верил в тебя. Он говорил, что твой разум сохраняет все, и что ни один из синагогальных старейшин не мог бы выстоять против тебя в дебатах. Однако сейчас,
Наклонившись, чтобы взглянуть ей прямо в глаза, Бенто проговорил:
– Ребекка, пожалуйста, постарайся понять. Может быть, не сегодня, но когда-нибудь в будущем ты поймешь эти слова: я избрал свой собственный путь
– Нет, я не понимаю этого и никогда не пойму тебя, пусть я даже знала тебя с рождения, пусть даже мы все втроем спали в одной кровати столько лет после того, как умерла наша мать!
– Я помню, – подал голос Габриель, – я помню, как мы ложились спать и ты читал нам истории из Библии, Бенто. И втайне учил читать и Ребекку, и Мириам. Я помню, как ты говорил, что это так несправедливо, что девочек не учат читать.