Проблема всей жизни (СИ)

На твердой земле легавых морских псов не жаловали. Было за что: Морской Союз полностью монополизировал океанские средне- и крупнотоннажные перевозки. По сути, любое судно, пассажирское ли, грузовое ли, было обязано идти под колпаком у Союза. А фрахт-менеджер этого судна — переводить за "охрану" весьма круглую сумму в юанях. Рэкет чистой морской воды. Но что поделать — у руля Поднебесной после Армагеддона встали крупнейшие акционеры Союза.

— Не вылезает, зараза, — поморщился второй из килунгских полицейских. — Может быть, парализатором ее?

— Ага, а потом гарпуном — чтобы выволочь тело, — усмехнулся Женя. — Давай-давай, работай головой. Уговори ее как-нибудь.

Полицейский не выдержал, и разродился в ответ заливчатой китайской трелью. Жень изумленно уставился на копа, потом повернулся ко мне.

— Говорит, она болтает на каком-то неизвестном языке. Кирилл, она точно с тобой говорила по-китайски?

— Ну да… Не по-японски же!

Таможенник пожевал губу.

— Сможешь что-нибудь вспомнить?

— Сейчас… А, вот. Я пытался выбить из нее имя, но она только тараторила что-то… погоди. Вот: "во мин тьянь, даньши джяо бай тоу".

Женя слушал, и с каждым новым слогом его лицо становилось все кислее и кислее, словно я не на его языке говорю, а кормлю таможенника отборными свежими лимонами. По одному на слово.

— У тебя отличная память, но абсолютно никакой слух, Кирилл. Совсем тонов не слышишь.

— Да знаю, — теперь уже поморщился я. — Бабушка говорила, в детстве медведь на ухо наступил.

— Нефиговые же у вас там в Сибири медведи, — хмыкнул таможенник. — В общем, ты прав, с тобой она по-нашему говорила. Странно, что сейчас не реагирует.

— Может быть, мне с ней пообщаться? — предложил я. — Я все равно вам тут не нужен.

И кивнул на два простреленных тела: здоровенную тушу американца — и сухенькую фигурку сторожа.

Нельзя так говорить, но к Стиру у меня не было никаких чувств ни при его жизни, ни теперь, после смерти. В смысле, что я к нему никак не относился — ни хорошо, ни плохо. Работодатель подсунул мне капитана следить за шаловливым русским. Чтобы тот не чувствовал себя слишком уж вольготно. Я это знал. И американец знал, что я знаю. Вот и все наши с ним отношения. Стирлинга это устраивало — он не делал секрета, что ему приятно держать в подчинении русского. Ну а мне… сказал уже, ничего у меня к этому толстяку не было. Разве что брезгливость.

А вот пропойцу-сторожа действительно жаль. Ни за что погиб. Да ладно бы еще сам, так ведь его ж потащил с собой пиндос… Тьфу! Больше ни полмысли об этом борове!

Я взглянул на таможенника, ожидая его решения. Женя не возражал чтобы я побеседовал с Проблемой, и мои ноги направились к щели между контейнерами. Почти дошли, когда Женя крикнул:

— Ее зовут Тьянь.

В щели между контейнерами было темно как сами знаете где. Даже несмотря свет довольно мощной полицейской лампы-искателя — провод от нее змеился к кару килунгских копов. Один из них что-то выговаривал девчонке по-китайски, но в ответ не слышилось ни звука.

Я попросил убрать свет, и когда зрение привыкло к темноте в щели, уселся прямо на землю, облокотившись на стенку контейнера. Проблема могла видеть мои плечо и ногу.

Девочка забилась в щель между контейнерами, мелко дрожала и ощутимо громко стучала зубами. Это я слышал. И казалось, даже слышал ее сердцебиение. Частое и неровное.

— Ну, рассказывай, что случилось, Проблема, — произнес я по-русски, совершенно не надеясь на ответ.

— А ты меня не бросишь здесь? Увезешь с острова?

— Если пожелаешь — конеч… Что?

Меня словно ударило током. Я дернулся и засунул голову в темноту, тщетно пытаясь разглядеть девчонку.

— Ты говоришь по-русски?

— Я говорю по-твоему, — раздался тоненький голосок. Без малейшего акцента, даже без московского аканья.

— Погоди…, - я никак не мог собраться с мыслями, они прыгали как поршни в движке "Зенита" в гонке по хайвею. — Ты хочешь сказать, что можешь говорить на любом языке?

— Нет.

— Тогда как…

— Я говорю на языке тех, кто мне нравится, — спокойно ответила Проблема. — Ты мне нравишься. Ты меня спас. Я говорю на твоем языке. До этого я говорила на языке тех, кто мне нравился до этого.

— Те два подонка в переулке? — удивился я.

Вот уж кто-кто, а эти малолетние бандиты совершенно не вызывали симпатии.

— Нет. Мне нравилась тетя, которая взяла меня к себе домой. Ее убили. Из-за меня. А я убежала. Меня догнали… потом ты все видел сам.

— Кто тебя ищет?

— Не знаю. Плохие люди.

Просто великолепно. Еще бы она сказала "плохие дяди" — и все стало бы совсем понятно. Ну конечно же, плохие дяди для того и созданы, чтобы охотиться за хорошими девочками.

— А ты хорошая?

В ответ молчание. Я уже было собирался задать другой вопрос, но Проблема ответила:

— Не знаю. Я разная. Для тебя я хорошая, честно-честно.

Пришли. Конец на кнехт, команду на берег.

Только "разной" девчонки, свободно овладевающей любым языком того, кто ей нравится, мне и не хватало. Наверняка это чертов правительственный эксперимент по какому-нибудь там внутриутробному обучению супервундеркиндов. А то и генетические опыты. А я вляпался в историю с одним из сбежавших образцов.