Проблемы души нашего времени

В первую очередь, это тоже делается для того, чтобы породить активное влияние. В обрисованном выше детском психологическом состоянии пациент остается пассивным. Здесь же он переходит в активное состояние. Самое главное: он в явном виде представляет пассивно наблюдаемое, тем самым превращая его в собственное активное действие. Он не только рассказывает о нем, он его совершает. Психологически налицо огромная разница в том, ведет ли человек пару раз в неделю интересную беседу со своим врачом или же часами борется с непослушной кистью и цветами, чтобы сделать нечто неуловимое и бессмысленное доступным поверхностному взгляду. Будь это занятие на самом деле для него бессмысленным, то усилия, затраченные на рисование, вызывали бы у него такое отвращение, что его едва ли удалось бы заставить еще раз вернуться к этому упражнению. Поскольку, однако, эти фантазии не представляются пациенту полностью бессмысленными, постольку повторение того же действия лишь подчеркивает терапевтическое влияние. Сверх того, материальное воплощение воображаемой картины вынуждает к длительному созерцанию ее во всех деталях, благодаря чему может полностью раскрыться ее воздействие. Тем самым в чистую фантазию вторгается реальность, посредством которой фантазии сообщается бо́льшая весомость, и она приобретает большее влияние. Из этих самостоятельно созданных картин проистекают фактические, существенные воздействия, которые на самом деле трудно описать словами. Например, одному пациенту нужно всего лишь раз увидеть, как он с помощью нарисованной картины освобождается от тяжкого душевного состояния, чтобы он начал постоянно создавать символические изображения всякий раз, когда ему становится плохо. Таким способом достигается нечто неоценимое, а именно, обретается независимость и происходит переход к психологическому взрослению. С помощью этого метода – если в данном контексте позволительно употребление такого термина – пациент может, совершив творческое усилие, сам сделать себя независимым. Отныне он больше не зависит от своих сновидений, как и от знаний врача; тем, что он себя рисует, он одновременно и формирует себя. Ибо то, что он рисует, суть действующие фантазии, то, что действует внутри него. Но то, что действует у него внутри, и есть он сам, но не в смысле прежнего недопонимания, когда он принимал свое личное «Я» за свою самость, а в новом, чуждом до тех пор для него смысле, когда «Я» проявляется как объект действующих внутри пациента сил. В бесчисленных картинах он изо всех сил старается исчерпывающе представить действующую внутри него силу, чтобы в конце концов обнаружить, что она выражает нечто вечно неизвестное и чуждое, составляющее глубочайшую основу нашей души.

Я не в силах описать, какие изменения точек зрения и ценностей, какие сдвиги центра тяжести личности при этом происходят. По масштабам это как если бы Земля вдруг открыла, что центром обращения планет и ее собственного обращения является Солнце.

Но разве мы не знали этого раньше? Полагаю, мы знаем это уже очень давно. Но, даже если я что-то знаю, этого и близко не знает нечто иное во мне, ибо в действительности я живу так, как если бы я этого не знал. Большинство моих пациентов знало, но не переживало лично. Почему? Конечно же, по той причине, каковая заставляет всех нас жить, исходя из нашего «Я». Причина эта имеет свое название – переоценка сознания.

Для молодых, еще не приспособленных, не добившихся успеха людей, чрезвычайно важно сделать свое осознаваемое «Я» могущественным, насколько это возможно, то есть воспитать свою волю. Если человек не гений, он не может верить ни во что действенное в себе, если оно не тождественно его воле. Он по необходимости мыслит себя как волевое существо и вынужден обесценивать все остальное – или мнить, что может подчинить его своей воле, ибо без этой иллюзии ему не удастся приспособиться к социальному окружению.

По-иному обстоят дела у человека, перевалившего за рубеж второй половины жизни, человека, которому уже нет нужды воспитывать осознанную волю, но который стремится понять смысл индивидуальной жизни, постичь опыт собственного существования. Собственная общественная полезность больше не является для него целью, хотя он не отрицает ее желательности. Он воспринимает свою творческую деятельность, социальная бесполезность которой ему отчетливо ясна, как работу и как благое дело само по себе. Во все большей мере он освобождает свою деятельность от болезненной зависимости и тем самым обретает внутреннюю устойчивость и возрождает доверие к самому себе. Эти последние достижения идут на пользу социальной жизни пациента. Ибо внутренне более устойчивый и в большей степени доверяющий себе человек лучше соответствует социальным требованиям, чем тот, кто не в ладу со своим бессознательным.