Проблемы культуры. Культура старого мира

И теперь, в связи с поведением Англии на юге Африки, с деятельностью «просвещенных негоциантов», как Сесиль Родс, Чемберлен и K° и их защитников, как Робертс и Китченер[66], какой убийственной иронией звучат следующие слова Дж. Ст. Милля[67]: «Английское государство более других уразумело значение свободы и, каковы бы ни были его ошибки в прошлом, дошло в своих сношениях с другими государствами до такой честности и прямоты, что другие великие народы считают их невозможными или даже нежелательными». («Представительное правление».)

Эволюция буржуазии со своим славным началом и печальным концом пред нами налицо. Пока буржуазия боролась против феодализма, абсолютизма, католицизма, цеховых ограничений и пр., она олицетворяла собою прогресс, движение вперед, она была носительницей передовых идеалов, она увлекала за собою общество.

Когда же, завладев полем, она старалась окончательно укрепиться в этой позиции, готовая скорее отступить назад, чем двинуться вперед, история осудила ее на безыдейность, на морально-политическое разложение. Жизнь безжалостна: тех, кто оглядывается назад, она, как жену Лотову, поражает грозной карой.

Чувствуя под ногами колебание реальной почвы, буржуазия отказывается постепенно даже от своего свободомыслия и начинает искать поддержки у супранатуральных сил. Мистицизм все более и более становится ее духовной пищей. Брюнетьер[68] все чаще ездит в Рим целовать папскую туфлю.

Все это, конечно, отражается в литературе. Пример из тысячи: Известный юмористический орган немецкого свободомыслия, Kladderadatsch, сделал свою карьеру талантливой борьбой с аграриями, ультрамонтанами, обскурантами вообще. Когда же после прусско-французской войны каждого доброго немецкого буржуа стало распирать от «национального самосознания», Kladderadatsch заразился отечественным самодовольством и обратил свою сатиру против молодых общественных сил, не разделявших национального опьянения. Историческая Немезида не заставила себя ждать: сатира Kladderadatsch'a стала плоска, как лоб немецкого филистера.

Или не заслуживает ли глубокого внимания, что свободомыслящий Рихтер[69] становится предметом почтительных перепечаток для… «Московских Ведомостей» в своей сатирической брошюре, направленной против Бебеля. И поделом: сатирический бич не смеет замахиваться на будущее!

II

«На днях состоится, – читали мы недавно, – торжественное перенесение из главной палаты мер и весов в здание Сената точных копий прототипов наших мер и весов (аршина и фунта), сделанных в Лондоне из иридиевой платины. В Сенате они будут в железном шкапу замурованы в стену». (Восточное Обозрение N 21.)

Торжественное перенесение аршина и фунта! Фунт и аршин, вот истинные реликвии буржуазного общества!

Впрочем, названные отечественные единицы измерения скоро будут заменены европейским метром и граммом: и в сфере измерения, как во всех других, российская буржуазия перенимает готовые результаты европейской техники, получает их задаром, без труда и борьбы. Европейской буржуазии все это досталось далеко не так легко. Она долго и упорно боролась за свободу мысли и слова, так как ей необходимо было создать ту политическую и правовую атмосферу, в которой наука, запряженная в торжественную буржуазную колесницу, давала бы maximum результатов в смысле интенсификации производительных сил.

Отечественная же буржуазия, повторяю, выписывает «технику» уже в готовом виде из-за границы, при чем в пограничных таможнях эта «техника» очищается от прилипших к ней элементов европейской общественной атмосферы и в таком обезвреженном виде поступает на потребу отечественных торгово-промышленных классов. В результате на долю «исторической миссии» общественного творчества нашего tiers etat почти ничего не остается.

Как бы внимательно вы ни прислушивались к голосам, исходящим из среды нашего третьего сословия, самое большее, что вы услышите, это голос купца из Одессы, купца из Тамбова, купца из Царевококшайска, отличающего вмешательство от команды, но все это лишь отдельные голоса, разрозненные, случайно появляющиеся и также случайно замолкающие. Это не голос класса, ибо, как класс, наша буржуазия безгласна. Определенных общественно-исторических горизонтов у нее нет. Безыдейность наложила на нее свою печать с первых же шагов ее исторической карьеры.

Позвольте привести поучительный анекдот.

Какой-то камышинский гласный заметил своему городскому голове, что «по закону» ему не полагается председательствовать в городских комиссиях, на что этот последний ему возразил в таком примерно роде: «Ну, так что же что „по закону“? Должен же я руководить вами, когда все вы люди малограмотные и неспособные». («Северный Курьер», N 394.)