Проблемы культуры. Культура старого мира

Задача разума состоит в том, чтобы заняться построением чистых дедукций из основного принципа, с видом субъекта, беззаботно совершающего логическую прогулку и не имеющего перед собой никакой эмпирической цели.

Задача воли состоит в том, чтобы на пути шествия разума расположить такие «привлекающие и отклоняющие» его внимание моменты – в виде незаметно вводимых посылок, – чтобы разум неожиданным для себя самого образом, под влиянием этих деликатных толчков со стороны воли, оказался у желанной цели, связав по пути своего следования изящной и на вид весьма внушительной цепью основной принцип с заранее данным выводом. Приведя разум к цели, воля говорит: «что и требовалось доказать», – и действительно: грубый в своей эмпирической наготе факт общественной репрессии рукоположен уже в чин принципа и просветлен высоким благословением «чистой мысли».

Итак: в то время как практический разум общественной репрессии холопствует пред господствующими интересами, чистый правовой разум виляет перед практическим. Бедный «чистый разум», жалкая «царственная мысль»!

"… Царицею природы
Она должна являться, человек же
Ее рабой своих влечений сделал;
Ее, посланницу богов, заставил
Служить униженно за тем столом,
Вокруг которого пируют страсти;
Или стоять за дверью, чтобы взглядом,
От голода горящим, не смутить
Их сытой оргии; за ними чистить
И прибирать оставленную грязь;
Им помогать в деяниях презренных
И прикрывать их громкими словами!
Вот ложь, клеймящая чело людское!"

(Тор Гедберг, «Гергард Грим» «Начало», март 1899 г.)

У Грима, как философа-индивидуалиста, полученный вывод принимает индивидуалистическую формулировку: разум служит страстям, сознательное – бессознательному, дух – телу, мысль – великому «Само». Но тот же вывод для наших целей требует социологической формулировки: общественная мысль в своих признанных правовых формах была и остается слугой господствующих общественных интересов.

Вот почему трудно от нее ждать научных выводов, широких социологических обобщений, смелой отрезвляющей критики!

Вот почему она с равным успехом может говорить о пользе одиночной камеры, а равно и о вреде оной, не наступая при этом на мозоль «истинным интересам общества и государства»!

Вот почему «метод» ее – цветистая риторика, а подчас и грубая софистика!

Вот почему, наконец, мы, посторонние люди, несмотря на наше глубокое уважение к истинной науке, или, лучше сказать, в силу такого уважения, имеем право бросить в эту якобы науку презрительным стихом:

«Вот ложь, клеймящая чело людское!»

«Восточное Обозрение» NN 135, 136, 20, 21 июня 1901 г.

Л. Троцкий. МЫ СОЗРЕЛИ

Мм. гг.!

Первым долгом извещаю вас, что мы созрели.

"Мы созрели, мы созрели!
Веселись, созревший Росс!"

Созреванье началось, разумеется, с Москвы… Мы думали, что нам еще зреть и зреть.

"Но теперь возьмемте смелость.
Взыскан милостями Росс:
Из Москвы патент на зрелость
Г. Р. Леберт нам принес".

Г-н Леберт, как видно из его слов, есть профессиональный благотворитель (филантроп тож). До недавнего времени, как известно, эта почтенная разновидность человечества водилась только в Англии, ныне же и нас сподобил господь… В заседании Басманного попечительства этот самый г. Леберт прочитал доклад, воспроизведенный в N 119 «Русских Ведомостей» в виде фельетона, под заглавием «Как живут бедные». Этот доклад и представляет собой неоценимый документ нашей гражданской зрелости. Дело, мм. гг., такого рода.

Когда российский прогресс просвистал свистом первого отечественного локомотива, мы так по сему поводу в свое время возликовали, точно пред нами уж не было впереди никаких сомнений, никаких вопросов. Ах, как мы были юны и незрелы!

Оказалось, что локомотивный прогресс не превратил, как мы ожидали, нашего обширного отечества в счастливую Аркадию.

Где-то, в самых низах, раздалось угрюмое ворчанье.

"Что даст он нам (прогресс-то)?
Чему он служит?
Зачем мы с ним теперь идем?
И ныне всяк, как прежде, тужит,
И ныне с голоду мы мрем…
Все в ожиданьи благ грядущих,
Мы без одежды, без угла,
Обманов жертвы вопиющих
Среди царюющего зла"^{58}

.

Этот ропот дошел до Москвы и в частности до г. Леберта, филантропа от Басманного попечительства.

Г-н Леберт решил проверить основательность этого мрачного недовольства.