Историческое предательство, совершенное международной социал-демократией, не имеет ничего себе равного в истории угнетения и борьбы. Страшнее всего это обнаружилось в Германии. Разгром немецкого империализма явился вместе с тем разгромом капиталистической системы хозяйства. Кроме пролетариата, не было ни одного класса, который мог бы претендовать на государственную власть. Развитие техники, численность и культурный уровень рабочего класса в полной мере обеспечивали успех социалистического переворота. Но на пути к осуществлению этой задачи оказалась германская социал-демократия. Путем сложных маневров, в которых хитрость сочеталась с тупостью, она отвратила энергию пролетариата от естественной и необходимой задачи завоевания власти.
В течение десятилетий социал-демократия собирала доверие рабочих масс, чтобы затем, в решительный момент, когда судьба буржуазного общества была поставлена на карту, весь свой авторитет передать в распоряжение эксплуататоров.
Предательство либерализма и крушение буржуазной демократии представляют собою незначительные эпизоды по сравнению с чудовищной изменой социалистических партий по отношению к трудящимся классам. Даже роль церкви, центральной электрической станции консерватизма, как ее определил Ллойд-Джордж, отступает на задний план перед антисоциалистической ролью II Интернационала.
Свою измену революции социал-демократия оправдывала во время войны лозунгом национальной защиты. Свою контрреволюционную политику после заключения мира она прикрывает лозунгом демократии. Национальная защита и демократия – это торжественные формулы капитуляции пролетариата перед волей буржуазии.
Но падение не останавливается и на этом. Развивая свою политику защиты капиталистического строя, социал-демократия вынуждена вслед за буржуазией открыто попирать «национальную оборону» и «демократию». Шейдеман и Эберт[86] лижут руку французского империализма, ища его поддержки против советской революции. Носке становится воплощением белого террора буржуазной контрреволюции.
Альбер Тома превращается в наемного агента Лиги Наций, этой грязной агентуры империализма. Вандервельде[87], красноречивое воплощение поверхности II Интернационала, во главе которого он стоял, становится королевским министром, помощником клерикала Делакруа, защитником бельгийских католических попов и адвокатом капиталистических зверств над неграми в Конго.
Гендерсон[88], обезъяничающий великих людей буржуазии, фигурирующий поочередно то как королевский министр, то как рабочая оппозиция его величества; Том Шоу[89], который требует от советского правительства фактических доказательств того, что в лондонском правительстве сидят грабители, разбойники и лжецы, – кто эти господа, если не заклятые враги рабочего класса?
Реннер[90] и Зейц[91], Немец[92] и Тузар[93], Трульстра[94] и Брантинг[95], Дашинский[96] и Чхеидзе[97], – каждый из них переводит на язык своих мелкодержавных плутней позорное крушение II Интернационала.
Наконец, Карл Каутский, бывший теоретик II Интернационала, бывший марксист, превращается в шамкающего консультанта желтой печати всех стран.
Под давлением масс более гибкие элементы старого социализма, не меняясь по существу, меняют свои покровы и окраску, порывают или готовятся порвать со II Интернационалом, неизменно отступая перед всяким подлинно массовым и революционным действием и даже перед серьезной подготовкой к действию.
Чтобы охарактеризовать и вместе с тем заклеймить этот маскарад, достаточно сказать, что польская социалистическая партия, вождем которой является Дашинский, а патроном Пилсудский[98], партия мещанского цинизма и шовинистического изуверства, заявляет о своем выходе из II Интернационала.
Руководящая парламентская верхушка французской социалистической партии, голосующая ныне против бюджета и против Версальского договора, по существу остается одним из устоев буржуазной республики. Ее оппозиционные жесты простираются не далее того, сколько необходимо, чтобы время от времени восстановлять полудоверие наиболее консервативных слоев пролетариата.
В основных вопросах классовой борьбы французский парламентский социализм по-прежнему разлагает волю рабочего класса, внушая ему, что нынешний момент неблагоприятен для захвата власти, ибо Франция слишком разорена, как вчерашний день был неблагоприятен из-за войны, как накануне войны мешал промышленный подъем, а перед тем – промышленный кризис. Параллельно с парламентским социализмом – и ни на вершок не выше его – подвизается болтливый и лживый синдикализм фирмы Жуо и его собратьев.
Создание крепкой, скованной духом единства и дисциплины коммунистической партии во Франции есть вопрос жизни и смерти для французского пролетариата.