Можно ли говорить, что такой метод — абстракция, которая игнорирует сумму исторических фактов развития? По моему, это свидетельствует только об одном: о том, что мысли Маркса об эпосе, к сожалению в "плоть и кровь" В. Ф. Переверзева не вошли и притом совершенно не случайно, ибо все эти мысли Маркса при анализе того метода, который в них заключен, ведут к совершенно другим результатам, чем те методологические положения и приемы, которыми оперировал В. Ф. Переверзев в свое время и которыми он оперировал и в своем прошлом выступлении и сейчас.
Прежде всего относительно эпоса. В. Ф. Переверзев заявил, что, конечно, он объективного критерия художественности не отрицает, но находит, что эта вещь вроде как бы мешает литературному исследованию; литературовед должен подходить к литературе так, как если бы он шел на энтомологическую экскурсию: у него нет ни страстей, ни симпатий, никаких "предвзятых", "догматических" предпосылок, какими являются, с точки зрения В. Ф. Переверзева, всякие попытки оценки художественного произведения, развития искусства. Для него все кошки серы — все хорошо в свое время. Существует ряд исторических явлений, которые называются героической поэмой, эпосом, существовали они в Греции, в Испании, во Франции; почему же историк литературы — спрашивает Переверзев — при определении эпической формы должен исходить из греческого эпоса, почему он не анализирует "Генриаду" Вольтера, "Лузиады" Камоэнса, "Потерянный рай" Мильтона?
Отвечу на этот вопрос. У Маркса в "Теориях прибавочной стоимости" говорится о двух видах эпоса, — об эпoce органическом и эпосе искусственном, об эпосе греческом и эпосе, возникшем в новейшее время буржуазной цивилизации, и указывается то основное различие, которое позволяет говорить об эпосе античном, как органической, естественной, целостной форме, и об эпосе нового времени, как об искусственной попытке возродить старую, уже невозродимую форму.
Если мы будем только по признаку формального сходства сопоставлять, скажем, "Илиаду" и "Лузиады" Камоэнса, то нам может показаться, что это в сущности одно и то же. И на это самое формальное сходство В. Ф. Переверзев опирается, не пытаясь вникнуть в глубь материала, посмотреть, что отличает эти вещи: если бы он сделал это, тогда он увидел бы, что эти отличия составляют суть "Лузиады" Камоэнса, а формальное внешнее сходство этой поэмы с "Илиадой" есть дань попытке искусственно возродить невозродимую уже отныне художественную форму.
Возьмите такую простую и вместе с тем очень характерную внешнюю особенность героического эпоса: использование мифологического арсенала. У Гомера боги действуют как совершенно естественные, живые, цельные существа: здесь перед нами реальные человеческие образы, в которых путем "бессознательной обработки" (Маркс) природа и общество получают гиперболическое, мифологическое воплощение. Отношение самого Гомера к ним такое же, как к вполне реальным существам. Это одна из существенных особенностей эпической формы. Это — известная целостность мировоззрения, наивное представление о единстве природы и человека, отсутствие различения между субъективным и объективным, сверхественным и естественным.
Посмотрите теперь, как изображены эти мифологические существа у Камоэнса. Когда плывет корабль Васко де Гама по океану, появляются на сцену Нептун со своим трезубцем и наяды и всякие мифологические существа. Но сразу видно, что для Камоэнса все это есть не что иное, как предмет украшения, но отнюдь не реальность, которую он воображает частью того мира, о котором он пишет. В поэме Камоэнса сразу видно, где реальная сущность, а где искусственная внешность. Реальная сущность — это поход Васко де Гама, завоевания португальцев, колониальный грабеж. А героизация их при помощи мифологического аппарата носит совершенно искусственный, внешний характер. Поэтому, не боясь несколько парадоксального утверждения, я скажу, что в поэме Камоэнса мы видим скорее некоторую потенциальную форму буржуазного романа, но никак не эпос.