Самым же значительным историографическим исследованием, предпринявшим попытку оценить потенциал советской медиевистики, стала докторская диссертация швейцарского историографа Пауля Штрессле «Международная черноморская торговля и Константинополь 1261 – 1484 гг.: в зеркале советских исследований»[20]
, опубликованная в 1990 г. в виде монографии. По его заключению, марксистская методология, рассматривавшаяся советскими историками как серьезное преимущество по сравнению с западной исторической наукой, привела, в действительности, к догматизму, к исключению малейшей возможности порождения новых идей, к вращению в узком идейном поле марксистской схематики – констатации эксплуататорской роли купеческого капитала, акцентирования классовых антагонизмов, колониального характера итальянских поселений в Причерноморье и т. п.1990-е гг. можно считать настоящим прорывом и в исследовании темы средневековой морской торговли, и в историографических этюдах историков. Крупный исследователь средиземноморской торговли, заведующий кафедрой истории Средних веков МГУ, академик РАН Сергей Карпов (г.р. 1948) рассматривает изучение заявленной им темы как единый генетически обусловленный процесс, в котором дореволюционным концепциям отводится такое же почетное место, как и трудам советских историков[21]
. Предшествующая историография выявила, по мнению Карпова, «общие закономерности торгово-предпринимательской деятельности итальянских купцов в Причерноморье», но не обратила внимание на частности и в большинстве случаев пестрила досадными фактическими ошибками[22]. Особый интерес представляет раздел, посвященный иностранной литературе, где автор блистает тонкостями историографического анализа и отмечает ряд важных нюансов, касающихся обсуждения вопроса о влиянии итальянской морской торговли и морской политики на развитие причерноморских территорий, в том числе и Византии[23].Сдержанность в характеристике трудов отечественных историков С. П. Карпов проявляет и в другой своей монографии «Путями средневековых мореходов: Черноморская навигация Венецианской Республики в XIII–XV вв.», но обширная библиография свидетельствует о знакомстве автора с большим комплексом научной литературы по исследуемой тематике[24]
.Ярким образцом удачно выполненного историографического обзора является вводная часть опубликованной кандидатской диссертации московского византиниста Натальи Богдановой «Херсон в X–XV вв. Проблемы истории византийского города», выполненной на основе междисциплинарного подхода в научно-исследовательской лаборатории истории Византии и Причерноморья в Средние века при кафедре истории Средних веков МГУ. Вся литература по истории Херсона X–XV вв. сгруппирована по проблемно-хронологическому признаку, где работы отечественных историков начинают рассматриваться со второй четверти XIX в. и делятся по проблемам археологического и источниковедческого изучения истории Херсона и теоретического осмысления его места в историческом процессе[25]
. Историографии 1917 – 1988 гг. посвящен отдельный раздел, в котором изучение данной темы ведется с применением марксистских принципов методики и методологии, но на том же материале археологических данных и письменных источников. В связи со специфичностью темы анализируется лишь узкий круг работ историков, и то в основном в области археологических раскопок. Ценность этого труда состоит в том, что автор впервые в рамках данной проблемы заявляет междисциплинарный подход, который успешно использует как в ее источниковедческом изучении, так и в ее историографическом осмыслении. Сегодня историография истории византийского Херсона освещается в монументальном труде профессора Уральского университета Аллы Романчук (г.р. 1942)[26].В предложенном экскурсе особо выделим историографический раздел в монографии заведующего кафедрой истории Древнего мира и Средних веков Тюменского университета Александра Еманова (г.р. 1958) по истории торговли Кафы[27]
. Характерно, что само название этого крупнейшего на Черном море центра мировой торговли XIII–XV вв. им дается без привычной удвоенной «ф», свойственной только итальянскому языку и латинскому фонду источников. В этом видится осознанный отказ ученого от рассмотрения Кафы как генуэзской колонии и стремление представить экономическую жизнь города как полиэтничного центра, в котором роль греков, армян, татар, русских, евреев и других понтийских народов возрастала к середине XV в.