Проблемы жизни

Как мы сердечны в своем естественном виде, особенно когда находимся вдали от городов, среди полей, в небольших деревнях. Жизнь носит более задушевный характер среди простых людей, не захваченных лихорадкой честолюбия. Юноша улыбается при встрече с вами; старушка интересуется, кто вы; взрослый мужчина на секунду останавливается и проходит мимо. Группа людей перестает громко разговаривать, и люди поворачивают головы, чтобы посмотреть на вас с удивлением и интересом, а женщина ждет, когда вы пройдете мимо нее. Мы так мало знаем самих себя; знаем, но не понимаем; мы знаем, но у нас нет никакого общения с другим. Мы не знаем себя. Как же можем мы знать другого? Мы никогда не можем знать другого, а можем только общаться с другим. Мы можем знать мертвое, но никогда не можем знать живое; то, что мы знаем, — это мертвое прошлое, не живое. Чтобы сознавать живое, мы должны предать забвению все мертвое в нас самих.

Нам известны названия деревьев, птиц, магазинов, но что мы знаем о самих себе, если не считать некоторого количества слов и наших желаний? Мы обладаем сведениями и выводами о многих вещах, но у нас нет счастья и устойчивого мира. Наша жизнь — тусклая и пустая или же наполнена словами и деятельностью, которые ослепляют нас. Знание — это не мудрость; без мудрости нет мира, нет счастья.

Это был молодой человек, профессор, неудовлетворенный, озабоченный и обремененный ответственностью. Он начал рассказывать о своих тревогах, знакомых множеству людей. Он получил хорошее образование, заключавшееся, по его словам, в знании, как надо читать, и умении черпать информацию из книг. Ему удалось присутствовать на ряде наших бесед. Годами он пытался бросить курить, но это никак ему не удавалось. Отказаться от этой привычки он хотел потому, что она была столь же дорогой, сколь и глупой. Чего он только не предпринимал, чтобы бросить курить, но всегда возвращался к тому, с чего начал. Это была одна из проблем, в числе других. Он был в состоянии напряжения, нервный, худой.

— Можем ли мы понять что-либо, если осуждаем это? Отвергнуть или принять — это легко; но именно само осуждение или одобрение является убеганием от проблемы. Осудив ребенка, мы этим оттолкнули его от себя; мы не хотим, чтобы он нам надоедал; но ведь ребенок остается по-прежнему здесь. Осудить — это значит отвернуться, перестать уделять внимание; но осуждение — не путь понимания.

«Я осуждаю себя за курение все снова и снова. Очень трудно не осуждать».

— Да, действительно трудно не осуждать, так как то, чем мы обусловлены, основано на отрицании, оправдании, сравнении и покорности. Это — наш задний план, та обусловленность, с которой мы подходим к каждой проблеме. Сама эта обусловленность создает проблему, конфликт. Вы старались преодолеть курение с помощью рассудка, не так ли? Если вы говорите, что это глупо, значит, вы; все уже продумали и пришли к выводу, что это глупо. И тем ни менее ваши рассуждения не заставили вас отказаться от курения. Нам кажется, что мы можем освободиться от проблемы, если вскроем ее причину; но знание причины — это только информация, словесный вывод. Такое знание лишает нас понимания проблемы, Знание причины и понимание проблемы — это совершенно различные вещи.

«Но как же иначе возможно подойти к проблеме?»

— Вот это мы и постараемся рассмотреть. Если мы установим, в чем заключается ложный подход, то сможем осознать, в чем состоит единственно правильный подход. Понимание ложного равносильно раскрытию истинного. Осознать ложное как ложное трудно. Мы подходим к ложному с помощью сравнения, используя мерило мысли; но возможно ли с помощью процесса мысли осознать, что ложное есть ложное? Не является ли мысль сама обусловленной, а потому ложной?

«Но каким образом мы можем познать ложное как ложное без помощи процесса мысли?»

— В этом весь вопрос, не правда ли? Когда мы пользуемся мыслью для решения проблемы, несомненно мы используем инструмент, совсем неадекватный; ибо мысль — это продукт прошлого, порождение опыта. Опыт — всегда в прошлом. Для того чтобы осознать ложное как ложное, мысль должна осознать себя как мертвый процесс. Мысль никогда не может быть свободной; для раскрытия же должна быть свобода, свобода от мысли.

«Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду».

— Одна из ваших проблем — курение. Вы подходите к ней с осуждением, вы стараетесь разрешить ее с помощью здравого смысла. Это ложный подход. Каким образом вы обнаруживаете, что такой подход ложный? Конечно, не с помощью мысли, но благодаря тому, что становитесь пассивно бдительны в отношении своего подхода к проблеме. Пассивная бдительность не требует работы мысли. Наоборот, когда функционирует мысль, невозможно пассивное состояние. Мысль функционирует, имея целью осудить или оправдать, произвести сравнение или принять. Когда вы пассивно бдительны по отношению к этому процессу мысли, вы можете его воспринять как то, что он есть.

«Да, это я понимаю; но как это применить к моему курению?»