Проблеск истины

Из столовой принесли аптечку, и я перевязал незадачливого бойца. У него были колотые раны на шее, груди и плечах – уже изрядно нагноившиеся. Я каждую из них очистил, промыл перекисью водорода, чтобы убить заразу и порадовать публику шипучими пузырьками, затем обработал края меркурохромом, особое внимание уделив ране на шее и добившись интенсивного цветового эффекта, к удовольствию всех присутствующих, и, наконец, хорошенько натрамбовал раневые каналы серой, накрыл марлей и залепил пластырем.

Задействовав Стукача как переводчика, я донес до старших свою позицию. По мне лучше, заявил я, чтобы молодежь упражнялась с копьями, чем сосала шерри «Голден джип» в Лойтокитоке. Но я не представитель закона, поэтому отец должен отвести своего сына в ближайший полицейский участок, а также проследить, чтобы ему перевязали раны и сделали укол пенициллина.

Выслушав мое заявление, оба старика переговорили между собой, а затем обратились ко мне. Я внимал их речи, время от времени издавая особое горловое урчание, переходящее на повышенные тона, в знак того, что все сказанное ими имеет огромное значение.

– Они хотят, сэр, чтобы ты выдал им свой вердикт, и они поступят в точности, как ты велишь. Они говорят, что теперь ты знаешь все: они сказали тебе чистую правду, а с мужчинами-мзи потерпевшей стороны ты уже беседовал.

– Передай, что они должны сдать бойца в полицию. Скорее всего последствий не будет, так как другая семья заявления не подавала. Пусть непременно отведут его в два места: в полицию и в больницу. И не забудут про пенициллин. Вот такой вердикт.

Я пожал руки старикам и юному придурку. Он был симпатичным пареньком, худеньким и очень стройным; усталость валила его с ног, и раны болели нестерпимо, однако во время перевязки он даже не поморщился.

Стукач увязался за мной и проводил до самой палатки, где я тщательно вымыл руки.

– Слушай меня внимательно, – сказал я. – В полиции ты должен слово в слово повторить все, о чем я говорил со стариками. Если вздумаешь хитрить, знаешь, что будет.

– Как ты мог подумать, брат, что я могу тебя предать? Разве я могу нарушить свой долг? Разве может брат сомневаться в брате? Одолжи десять шиллингов, брат! Я отдам в конце месяца, клянусь.

– Десять шиллингов не решат твоих проблем.

– Я знаю, сэр. Но десять шиллингов – это десять шиллингов.

– Вот, держи.

– Не желаешь ли, чтобы я передал от тебя подарки в Шамбу?

– Я сам привезу.

– Ты прав, брат. Ты всегда прав и справедлив, и очень, очень щедр…

– Заткни фонтан. И проваливай к своим, покуда не уехали. Надеюсь, ты не напьешься в дрова и еще успеешь отыскать Вдову.

Мэри ждала в палатке, почитывая «Нью-йоркер» и потягивая кампари с джином.

– Ну что раны, серьезные?

– Да не очень. Нагноились просто, особенно одна.

– Ничего удивительного. Помнишь, какие в Маньятте были мухи? Ужас просто.

– Считается, что мушиные личинки очищают раны. А вообще я не очень доверяю червям. Очищать-то они очищают, но и здоровой плотью не брезгуют. Рана увеличивается, ничего хорошего. А у него на шее такая дыра, что увеличивать уже некуда.

– Второму мальчишке вроде больше досталось.

– Да, но его сразу отвели к врачу.

– Ты сам лучше любого врача, набил руку. Может, и себя вылечишь?

– От чего?

– От того, что на тебя иногда находит.

– Ты о чем?

– Я случайно услышала, как вы со Стукачом говорили про Шамбу. Я не подслушивала, не думай. Просто вы стояли рядом с палаткой, а он на ухо туговат, поэтому ты голос повышаешь, ну и все слышно.

– Извини, дорогая. Я сказал что-нибудь плохое?

– Да нет. Подарки какие-то обсуждали. Ты часто даришь своей невесте подарки?

– Не очень. Мафуту для дома, сахар, разные мелочи. Самое необходимое. Мыло, лекарства. Шоколадку иногда.

– Ту же, что и мне?

– Не знаю. Может быть. Здесь всего три вида, и все одинаково хорошие.

– А по-крупному ничего?

– Ну, платье, я не знаю…

– Красивое, кстати.

– Дорогая, хватит уже, наверное…

– Ладно, не буду. Мне просто интересно.

– Хочешь, я больше никогда к ней не пойду? Только скажи.

– Не хочу. Я думаю, это прекрасно, что твоя девчонка не может ни читать, ни писать, поэтому не посылает тебе любовных писем. Это прекрасно, что она понятия не имеет, чем ты занимаешься, и вообще не представляет, что значит писатель… Но ты ведь ее не любишь, правда?

– Мне нравится ее непосредственность.

– Мне тоже, – сказала Мэри. – Может, она тебе нравится, потому что она похожа на меня? Такое возможно.

– Ты мне нравишься больше. Тебя я люблю.

– А она что обо мне думает?

– Она тебя очень уважает. И боится до смерти.

– Почему же?

– Мне тоже интересно. Она говорит, потому что у тебя есть ружье.

– Тут она права. А что она тебе дарит взамен?

– Кукурузу главным образом. Ну и ритуальное пиво. Ты же знаешь, пиво здесь как валюта.

– Что у вас может быть общего, не понимаю.

– Африка, судя по всему. Еще своеобразное взаимное доверие. Словами не объяснить.

– Да, вы живописная пара… Пойду закажу обед. Ты где будешь обедать, здесь или в столовой?

– Здесь гораздо лучше.

– А еще лучше, поди, у мистера Сингха в Лойтокитоке?

– Точно. Но тебя же туда не вытащишь, все время занята.