Она остановила его ровно настолько, чтобы стянуть рубашку с его плеч, и только тогда он осознал, что она справилась с застёжками. Он позволил ей сделать это и просто стоял на коленях, не двигаясь, пока она расстёгивала его ремень.
— Я могла бы задушить тебя этим, — сказала она ему, снова изогнув бровь.
— Можешь попробовать, — ответил он, почему-то развеселившись.
Он издал более тяжёлый звук, когда Касс сдёрнула с него ремень.
— Может быть, тебя тоже следует связать? — спросила она, на мгновение подняв ремень.
Балидор забрал у неё ремень и бросил назад, за пределы нарисованного на полу круга. Он чувствовал, как она притягивает его свет с такой силой, что часть его уже забыла, почему он должен был это делать.
Он потянулся к её рубашке, расстёгивая ту с несколько большим проворством, чем свою одежду. Через несколько секунд он начал стягивать ткань с её плеч, но потом вспомнил, что не сможет снять рубашку из-за наручников. Ещё больше боли выплеснулось из её света, когда он начал исследовать её тело прикосновениями. Она притягивала его так сильно, что он снова застонал, громче.
Балидор схватил её за пояс брюк, чтобы дёрнуть ближе к себе, затем его рука погрузилась в её волосы, мягко убирая их с лица и сжимая в пальцах.
Он поцеловал её.
Не в губы, не сразу.
Притягивая её живой свет своим собственным, он использовал своё тело, вкладывая свет в язык и губы, вкладывая его в свои руки, массируя мышцы и кожу. Он намеренно замедлился, не торопясь. Теперь он запустил другую руку под её рубашку, исследуя и задерживаясь, накрывая одну из её больших грудей ладонью, водя пальцем по соску.
Она глубоко вздохнула, когда он опустил голову, следуя ртом за пальцами и используя так много света, что она застонала.
Боги, она была голодной.
Она была такой чертовски голодной.
Балидор почти убедил себя, что она изголодалась по нему.
Он навалился своим весом, чтобы перевернуть её на спину.
Затем он оттащил её от стены, так что из-за натянувшихся цепей ей пришлось убрать руки от его тела. Он обхватил её талию руками, удерживая на месте, не давая прикоснуться к нему, пока он продолжал изучать её тело своим ртом.
В какой-то момент её прошиб пот.
Её боль стала такой сильной, что Балидор с трудом контролировал свой свет.
Потом она начала просить его, и всё стало намного хуже.
Балидор издал тяжёлый стон, снова теряя контроль над своим светом.
Ему потребовалось несколько секунд, прежде чем до него дошло, что её слова прозвучали в его сознании.
Но это не встревожило его, как должно было, а лишь сильнее возбудило.
Хуже того, это вызвало у него почти отчаянное желание снять с неё ошейник.
Но Балидор ещё не зашёл достаточно далеко, чтобы всерьёз задуматься об этом.
Вместо этого он заставил себя притормозить.
Пригвоздив её под собой руками и ногами, он наклонился, чтобы поцеловать её в губы.
Поначалу это было почти неуклюже.
Но неловкость не продлилась долго.
У неё были полные, безумно мягкие губы, и через несколько секунд Балидор стал целовать её крепче, чувствуя, как его свет снова выходит из-под контроля.
Он целовал её долго.
В какой-то момент он снова забылся, забыл, что делает.
Он просто отдался процессу.
Он уже открывался ей по-настоящему и даже не задумывался об этом настолько, чтобы осознать, как он это делает. Он открылся, сам того не желая, а потом стал притягивать её — чувственно, медленно, неумолимо, раз за разом прося.
Он почувствовал, что сначала она пытается обратить это в нечто забавное.
Затем он почувствовал, как она борется с ним, пытаясь трахнуть, но не впускать в свой свет.
Потом она прекратила и эти попытки.
Когда Балидор не остановился, она издала ещё один задыхающийся звук, а затем её ноги обвились вокруг его нижней части тела, и он почувствовал, как её свет раскрывается.
Не до конца.
Эта чёртова штука в её груди, заглушающая сердце — она не позволяла Касс открыться для него полностью. Но он чувствовал её сильнее. Он чувствовал её сильнее, чем когда-либо, даже во время их совместных сеансов. Этого оказалось достаточно, чтобы закрыть глаза, заставить его мышцы сжаться и напрячься над ней.
Балидор забрался руками под её мягкие штаны ровно настолько, чтобы почувствовать, какая она влажная, затем снял штаны с её бёдер, грубо сдёрнув их.
Он перестал утруждать себя рассуждениями.
Он перестал думать о том, смотрит ли на это Джон… или Мэйгар.
Честно говоря, ему было уже наплевать.
Когда он, наконец, вошёл в неё своим членом, они оба вскрикнули.
Он всё ещё держал её отстранённой от стены, пригвождённой под ним.
Он знал, что устраивал её в плане размера ещё до того, как он вошёл снова, сильнее, проникая глубже, и почувствовал, что боль в ней усиливается.
Она громко застонала, когда он удлинился.