Я сказал: «Масто, нет необходимости беспокоиться об этом. Ты просто скажи мне, что хочешь, потому что ты говоришь очень быстро. Я не знаю, зачем спешить, но если ты так говоришь я тоже люблю тебя — я верю в это. Ты просто скажи мне то, что совершенно необходимо, и затем мы сможем сидеть в молчании, сколько захочешь».
Он немного помолчал, а потом сказал: «Хорошо, лучше, чтобы мы помолчали, потому что ты знаешь, что Баба сказал мне, он уже должен был сказать тебе это».
Я сказал: «Я знал его настолько глубоко, что нет необходимости говорить мне об этом. Даже если он вернется, я скажу: «Не беспокойся, просто будь со мной». Так что хорошо, что ты решил, но сдержи свое обещание».
Он сказал: «Какое обещание?»
Я сказал: «Это простое обещание: молчи вместе со мной столько, сколько ты хочешь здесь пробыть».
Он был там еще шесть часов и сдержал свое обещание. Ни одно слово не пролетело между нами, но было передано нечто большее, чем может быть передано словами. Единственное, что он сказал мне, когда уходил па станцию, было: «Теперь я могу сказать последнее — потому что я могу больше не увидеть тебя». А он знал, что уходит навсегда.
Я сказал: «Конечно».
Он сказал: «Только тогда, когда тебе немедленно понадобится моя помощь, сообщи по этому адресу. Если я буду жив, мне немедленно передадут». И он дал мне адрес, о котором я никогда не верил, что он имеет отношение к Масто.
Я сказал: «Масто!»
Он сказал: «Не спрашивай, просто сообщи этому человеку».
«Но, — сказал я, этот человек Морарджи Десаи. Я не могу сказать ему, и ты это знаешь».
Он сказал: «Я знаю, но это единственный человек, который скоро придет к власти и сможет достать меня где угодно в Гималаях».
Я сказал: «Ты думаешь, что этот человек наследует Джанахарлалу?»
Он сказал: «Нет. Это сделает не он, но тот человек долго не проживет, а потом будет Индира, а после нее — Десаи. Я даю тебе этот адрес, потому что это годы, когда ты будешь больше всего во мне нуждаться, и в другое время будет Джавахарлал или Индира…»
А между ними, Джавахарлалом и Индирой был еще один премьер-министр, прекрасный человек, очень маленький, что касается тела, но очень великий: Лал Бахадур Шастри. Но он был всего несколько месяцев. Это было странно, в то мгновение, когда он стал премьер-министром, он сообщил мне, что хочет видеть меня, говоря: «Приходи ко мне, как только сможешь».
Я приехал в Дели, потому что я знал, что за ним должна быть рука Масто. На самом деле, я приехал, чтобы найти именно ее. Я так любил Масто, что отправился бы в ад - а Нью Дели - это ад. Но я приехал, потому что меня позвал премьер-министр, и это было подходящее время, чтобы выяснить, где был Масто, жив ли он или нет.
Но дата, которую он мне назначил… Он должен был прилететь в Нью Дели из Ташкента, из Советского Союза, где он находился на совместной конференции Индии, России и Пакистана, но прилетело только его мертвое тело. Он умер в Ташкенте. Я проделал весь путь в Нью Дели, чтобы спросить его о Масто, он приехал, но мертвый.
Я сказал: «Это настоящая шутка. Теперь я не могу спросить». А Масто знал — а если он жив, он знает что по адресу Морарджи Десаи, который он мне дал, я не обращусь, даже если мне это будет нужно. Я не обращусь. Не то, чтобы я был против его политики, его философии — это второстепенно, я против самой его структуры. Он не тот человек, с которым я хотел бы поговорить или поспорить.
Такое происходило несколько раз, просто из-за стечения обстоятельств, но не я был инициатором, и я никогда не спрашивал его о Масто. Я никогда не спрашивал, хотя встречался с ним в его собственном доме, в частной обстановке, но от этого человека становится плохо, тошнит. И это чувство настолько сильно, что хотя он уделил мне один час, я ушел через две минуты. Даже он был удивлен. Он спросил: «Почему?»
Я сказал: «Простите меня. Есть неотложное дело, и я должен уйти, и навсегда, потому что мы можем больше не встретиться».
Он был потрясен, потому что в то время он приближался к тому, чтобы стать премьер-министром страны. Но вы знаете меня: если присутствие человека вызывает тошноту, я не останусь ни за что. Даже то, что я пробыл там две минуты — было из вежливости, потому что было бы слишком невежливо войти в комнату, немного принюхаться, а потом уйти. Но на самом деле, так я и поступил. Две минуты.., просто потому что он ждал меня, и он был старым человеком, и имел определенное политическое значение, что для меня не имеет никакого значения, но для него это означало слишком многое. Это то, что оттолкнуло меня. Он был слишком политик.
Я любил Джавахарлала, потому что он никогда не говорил о политике. Мы встречались три дня подряд, но не было ни единого слова о политике, а за эти две минуты первым вопросом Морарджи Десаи было: «Что ты думаешь об этой женщине, Индире Ганди?» То, как он сказал «эта женщина», было так мерзко. Я до сих пор слышу его голос… «эта женщина». Я не могу поверить, что человек может использовать слова так уродливо.
БЕСЕДА СОРОК ПЯТАЯ