Проблески золотого детства

Марсель говорит: «Самоубийство — это единственный настоящий философский вопрос». Тогда у меня не было идеи Марселя. Может быть, в то время не было и Марселя, и его книга еще не была написана. По это то, что я сказал тому джайнскому монаху: «Если ты не хочешь рождаться вновь, что, как ты говоришь, является твоим желанием, тогда почему ты живешь? Зачем? Соверши самоубийство! Я могу показать тебе способ. Хотя я многого не знаю о жизни, но что касается самоубийства, я могу дать тебе совет. Ты можешь спрыгнуть с горы в той стороне деревни, или ты можешь прыгнуть в реку».

Река была в трех милях от деревни, и была такой глубокой и широкой, что плавать через нее для меня было большим удовольствием. Много раз, плавая через реку, я думал, что это конец и что я не достигну другого берега. Она была так широка, особенно в сезон дождей, мили в ширину. Она выглядела почти как океан. В сезон дождей невозможно было даже видеть другой берег. Когда она разлилась полностью, именно тогда я бы прыгнул в нее, чтобы или умереть, или достичь другого берега. Была большая вероятность, что я никогда не достиг бы другого берега.

Я сказал джайнскому монаху; «В сезон дождей ты можешь прыгнуть в реку со мной. Мы можем чуть-чуть побыть вместе, потом ты можешь умереть, а я приплыву на противоположный берег. Я умею плавать достаточно хорошо».

Он посмотрел на меня так свирепо, так гневно, что мне пришлось сказать ему: «Помни, тебе придется родиться вновь, потому что ты все еще полон гнева. Это не способ отделаться от мира волнений. Почему ты смотришь на меня с такой злобой? Отвечай на мой вопрос спокойно и тихо. Отвечай радостно! Если ты не можешь ответить, просто скажи: «Я не знаю». Но не злись».

Он ответил: «Самоубийство есть грех. Я не могу совершить самоубийство, но я не хочу когда-либо быть рожденным вновь. Я достигну этого состояния путем постепенного отречения от всего того, чем я владею».

Я сказал: «Пожалуйста, покажи мне что-нибудь, чем ты владеешь, потому что, как я могу видеть, ты обнажен и у тебя ничего нет. Что за имущество ты имеешь?»

Мой дедушка попытался остановить меня. Я показал на бабушку и сказал: «Помни, я попросил разрешения у моей Нани, и теперь никто не может мешать мне, даже ты. Я говорил с ней о тебе, потому что беспокоился, что если я прерву твоего гуру и его дрянную, так называемую проповедь, ты будешь зол на меня. Она сказала: «Только покажи на меня, это все. Не беспокойся: только один мой взгляд, и он замолчит». И странно… это правда!» Он замолчал, даже без взгляда моей Нани.

Позднее, моя Нани и я вдвоем посмеялись. Я сказал ей: «Он даже не посмотрел на тебя».

Она сказала: «Он не мог, потому что он, должно быть, боялся, что я скажу: «Замолчи! Не мешай ребенку», - таким образом он избежал меня. Единственный способ избежать меня был не мешать тебе».

В действительности, он закрыл глаза, как будто медитируя. Я сказал ему: «Нана, великолепно! - ты разгневан, кипишь. Внутри тебя огонь, но, несмотря на это, ты сидишь с закрытыми глазами, как будто медитируешь. Твой гуру зол из-за того, что мои вопросы раздражают его. Ты зол, потому что твой гуру не может ответить. Но я говорю, что этот человек, который проповедует здесь, просто слабоумный». А мне было не более четырех или пяти лет.

И с тех пор я говорил так. Я немедленно распознаю идиота, где бы он ни был, кем бы он ни был. Никто не может избежать рентгена моих глаз. Я могу сразу увидеть умственную отсталость, или что-либо другое.

Как-то я дал одному из моих саньясинов авторучку, которой я написал его новое имя, на память, что это ручка, которую я использовал в начале его новой жизни, его саньясы. По там была его жена. Я даже предложил его жене стать саньясином. Она хотела и не хотела — вы знаете, каковы женщины: то так, то эдак; никогда не знаешь точно. Даже когда они показывают правую руку из автомобиля, не знаешь, действительно ли они повернут направо. Они могут почувствовать ветер, или, кто знает — они могут сделать все, что хотят. Та женщина была обычной, слабой… совершенная женщина в некотором смысле. Она хотела сказать «да», и, тем не менее, не могла сказать это. Она хотела сказать «нет», и, тем не менее, не могла сказать это — такой тип женщины. И помните, что таких — девяносто девять и девять десятых процента всех женщин на земле; не входит только одна десятая процента. Иными словами, эта женщина очень типичная.

Все же я пытался соблазнить ее — в саньясу я имею в виду! Я немного играл в свою игру, и она подошла очень близко к тому, чтобы сказать да, когда я остановился. Я также не так прост, как может показаться со стороны. Я не имею в виду, что я сложен, я имею в виду, что я могу видеть вещи так ясно, что иногда мне приходится брать назад мою простоту и ее приглашение.