Проблески золотого детства

Вторым был Самбху Бабу. Он тоже слушал все не моргнув глазом. Я никогда не видел никого, кто слушает не моргая; на самом деле, я знаю только одного такого человека, и это я. Я не могу смотреть кино по простой причине, что когда я смотрю, я забываю моргать. Я не могу делать два дела одновременно, особенно если они такие разные, как просмотр фильма и моргание. Даже сейчас для меня это невозможно. Я не смотрю кино, потому что смотреть дна часа не мигая, вызывает у меня головную боль и мои глаза устают, так устают, что я не могу даже спать. Да, усталость может быть такой сильной, что даже сон будет казаться слишком большим усилием. По Самбху Бабу слушал меня не мигая. Иногда я говорил ему: «Самбху Бабу, пожалуйста, моргни. Пока ты не моргнешь, я больше ничего не скажу».

Потом он несколько раз быстро мигал и говорил: «Хорошо, теперь продолжай и не тревожь меня».

Бертран Рассел однажды написал, что придет время, когда психоанализ станет величайшей профессией. Почему? Потому что психоаналитики — единственные люди, которые слушают внимательно, а каждому человеку надо, чтобы его хотя бы иногда выслушивали. Но платить психоаналитику за то, чтобы он выслушал вас — только подумайте об абсурдности этого, платить человеку за то, чтобы он выслушал вас! Конечно, он совершенно не слушает, он просто претворяется. Поэтому я был первым человеком в Индии, который просил людей, чтобы они платили, за то, чтобы слушать меня. Это прямо противоположно психоанализу, и имеет смысл. Если вы хотите понять меня, то платите за это. А на Западе люди платят за то, чтобы их слушали.

Зигмунд Фрейд, как совершенный еврей, создал одно из величайших изобретений в мире - кушетку психоаналитика. Это действительно великое изобретение. Бедный пациент лежит на кушетке, так же как я здесь, но я не пациент, в этом и трудность.

Пациент пишет заметки: пациента зовут доктор Девагит. Его называют доктором, но он не похож на Зигмунда Фрейда. Он здесь не как доктор. Странно - со мной все странно - доктор лежит на кушетке, а пациент сидит на докторском месте. Мой личный доктор сидит здесь, у моих ног. Вы когда-нибудь видели доктора, сидящего у ног пациента?

Здесь совершенно иной мир. У меня все правой стороной вверх — я не могу сказать вверх ногами.

Я не пациент, хотя очень терпеливый, а мои врачи не врачи, хотя и прекрасно квалифицированные врачи. Они мои саньясины, мои друзья. Вот о чем я говорю, что может сделать дружелюбие — чудо. Это алхимия. Пациент становится доктором, доктор становится пациентом, это алхимия.

Любовь не может это сделать. Любви, хотя она и хороша, не достаточно. А когда вы съедаете слишком большое количество хорошей нищи — это плохо для вас; это становится причиной диареи или спазмов в желудке. Любовь может сделать все, за исключением выхода за свои пределы. Она идет все ниже и ниже. Она становится придирками, борьбой- Каждая любовь, если в ней естественно идти до логического конца, обречена закончиться разводом. Если вы не следуете логически, это другое дело, тогда вы застреваете. Видеть застрявшего человека действительно ужасно, вы должны что-то с этим делать. Но эти застрявшие люди, если вы начинаете что-то с этим делать, начинают бороться с вами оба, зубами и ногтями.

Я помню, что всего несколько недель назад, друг Антония приехал из Англии, чтобы принять саньясу, а вы знаете английских джентльменов - он так застрял, он так завяз в глине. Вы могли увидеть только несколько волосков - только несколько, потому что он был лысым человеком, прямо как я. Если бы он был совершенно лысым, было бы намного лучше; по крайней мере, его никто бы не заметил. Я пытался вытащить его, но как вы можете вытащить человека, у которого из глины видны только несколько волосков? У меня свои способы,

Я попросил Антония и Уттама помочь бедняге. Они сказали мне: «Он хочет уйти от своей жены». Я видел и его жену, потому что она настояла, что должна присутствовать, когда он будет принимать саньясу. Она хотела увидеть, как его будут гипнотизировать. Я позволил ей присутствовать, потому что здесь не практикуется гипноз. На самом деле, она сама заинтересовалась чтим. Я пригласил и ее, сказав: «Почему бы и вам не принять саньясу?»

Она сказала: «Я над этим подумаю».

Я сказал ей: «Мой принцип таков: «Прыгайте, пока не успели подумать», — но я не могу помочь, поэтому думайте. Если я еще буду рядом в то время, когда вы все обдумаете, я буду готов помочь вам».

Но я сказал Антонию и Уттаму и тот, и другой — мои саньясины, и одни из тех немногих, кто действительно близки ко мне — помочь их Другу. Я сказал, чтобы они совершили все приготовления относительно его жены и ее детей, чтобы не попасть впросак, но духовно ее муж не должен больше страдать. Даже если ему придется все оставить жене, пусть будет так. Для него достаточно меня одного.

Я видел человека и видел его красоту. У него была очень простая, детская черта, такой же аромат вы чувствуете, когда впервые идет дождь и земля радуется — аромат и радость. Он был счастлив стать саньясином.