Пробный камень

— Ничего не вытворил! — заюлил Ромка. — Для всех старался — не для себя!.. Торговля — дело тонкое! Лопухом не проживешь! Ну прикинул пару кило сверху — столовая не обеднеет! Понял? Нет?.. А нам каждый рубль нужен — четыре же тысячи!

Ребята зашумели, заспорили. Голоса явно разделились.

— Жулик! — кричали одни. — Не посылать его больше!

— Ничего особенного! — возражали другие. — Проявил смекалку!

— Это же надувательство!

— Кто зевает, тот и отвечает!

— Ребятушки! — повысила голос Зоя Бекетова. — О чем вы спорите?.. Кто будет есть наш лук и редиску?.. Мама моя будет! Родители ваши!.. Кого же мы обманываем?..

Ромку поддерживали в основном мальчишки, но после горьких слов Зои они притихли. И хотя кое-кто все еще считал, что схитрить на общую пользу — грех не великий, вслух больше не высказывались: неудобно все-таки хвалить за обман.

Борис порывисто шагнул к Ромке.

— На сколько?

— Что на сколько?

— Обжулил!

— Ни на сколько! — Изворотливый Ромка уже нашел оправдание. — Пока плыли, солнце палило… А когда товар сохнет, вес теряется! Понял? Нет?.. Я и прикинул кило два, может, три!

— Больше, — сказал Сеня.

— Сколько? — спросил у него Борис. — Только точно!

Долго думал Сеня, загибал пальцы, шлепал губами. Все ждали.

— Пятнадцать, — произнес он наконец.

У Бориса дрогнула рука, державшая накладную.

— Чего пятнадцать?.. Ты можешь говорить понятнее?

— Списать надо пятнадцать рублей.

Ромка пытался спорить, уличал Сеню в неумении считать, но никто не слушал его. Подумать только: из шестидесяти семи вычесть почти четверть! Борис чувствовал себя так, будто его только что обокрали. Очень не хотелось ему расставаться с этими пятнадцатью рублями, но ничего другого он придумать не мог.

— Спишем, — решил он. — А что с этим жуликом делать будем?

— Шиш я тебе хоть раз поеду еще в столовую! — вскипел Ромка. — В ножки будешь кланяться — не поеду!.. Честный какой нашелся! Осенью вспомнишь!.. Высчитают все тысячи из отцовской зарплаты — он тебе…

— Помолчи лучше! — остановил его Колька. — Наболтаешь — потом жалеть придется.

Шурка Гай, как на собрании, поднял руку.

— Жульничество — уголовное преступление! Есть специальная статья в кодексе…

— Номер не помнишь? — спросил Колька.

— Номер объявляют в суде. Нам не номер нужен! Нам нужно разобраться в существе вопроса, а оно такое, что мы не можем терпеть в наших рядах жуликов, позорящих высокое звание советского пионера! Это тот случай, когда мы вправе применить высшую меру наказания…

— Расстрел! — закончил за него Колька и вызвал громкий смех всех ребят.

Даже Ромка засмеялся и, распахнув рубашку, выпятил грудь.

— Стреляй, Шурка! Не стесняйся!

— Прекрати! — прикрикнул на него Борис. — А ты, Шурка, со своими лекциями любой серьезный разговор в комедию превращаешь!

— Не доросли вы до серьезного разговора! — высокомерно произнес Шурка. — Сами комедию разыгрываете… Я за наше, повторяю, за наше высшее наказание: выгнать Ромку с острова!

Протестующим шумком встретили ребята это предложение. Чувствуя, что Шурку никто не поддержит, Ромка погрозил ему кулаком.

— Я тебе это припомню!

Большинство мальчишек склонялось к тому, чтобы ограничиться легким взысканием: объявить Ромке замечание или порицание, самое большое — выговор. Так бы, наверно, и было, если бы Ромка не заупрямился. Когда общее мнение определилось и Борис собирался уже провести голосование за выговор, Ромка замотал рыжей головой.

— Не понимаю!.. Старался, старался!.. Для тебя, Борька, старался! Это ты больше всех про тысячи скулил — все уши прожужжал! Из-за тебя все и вышло! Понял? Нет?

Борис растерялся от такого обвинения, а Ромка сразу же потерял всех своих сторонников, которые в какой-то степени внутренне оправдывали его поступок.

— Строгий влепить для понимания! — крикнул кто-то. — Да еще с предупреждением! А не поймет — выгоним, как Шурка предлагает!

— Строгача ему! — послышались сердитые голоса. — Строгача с прицепом!

— Ребятушки! — Зоя помахала рукой, чтобы унять злые выкрики. — Наказывать легко, а надо, чтобы понял и не обиделся… У нас дома, когда кто-нибудь из братьев провинится и заупрямится — вину не захочет признавать, мы даем ему время остыть. Отведем на кухню и оставим одного — не мешаем думать… Всегда помогало.

Сначала ребята не знали, как применить это средство к Ромке, но потом нашли способ. В окончательном виде он выглядел так: от обеда до ужина никто не должен подходить к Ромке, заговаривать с ним и отвечать на его вопросы. На работу его не брать — пусть делает что хочет. А за ужином решить, как поступить с ним дальше.

— Пожалуйста! — Ромка скорчил пренебрежительную физиономию и впереди всех пошел к накрытым столам. — Так мне еще лучше!