Пробный шар

Красавец стоит с бокалом шампанского в руке. Сидящие за столом хохочут. Красавец, тоже сверкая улыбкой, поднимает свободную от бокала руку, утихомиривая собравшихся: — Я еще не кончил! Все опять хохочут. Все уже изрядно навеселе. Кто-то жует, будто с голодного острова приехал. Кто-то под шумок сваливает с тарелочек всевозможную снедь в полиэтиленовые мешочки, упрятанные на коленях. — Долго не кончать — это достоинство мужа, а не оратора! — кричит кто-то из соседей. Общий хохот. — Ольга Альбертовна, — упрямо говорит красавец, — всегда была героиней нашего времени. Какое бы время ни стояло на дворе — она всегда была его героиней! Вот что я хочу подчеркнуть, господа! И она… и такие, как она… и впредь всегда будут героями всех времен и народов… что бы случалось с этой страной, в какие бы очередные тартарары она не свалилась! Вот за что я хочу поднять этот бокал! Собственно, я его уже поднял… Общий хохот. — И надеюсь, меня поддержат все, здесь собравшиеся, потому что мы все здесь — точно такие же нормальные герои! — В нашей стране быть героем — святая обязанность! — кричит какой-то эрудит с противоположного края стола. Общий хохот. — В жизни всегда есть место подвигу! — визгливо, давясь смехом, вторит ему какая-то упакованная в драгоценности дама. Общий хохот. — Что-о? — картинно возмущается красавец. — Соперничать со мною в культурном уровне? Да я вас… да я вам… Багрицкого прочитаю! Общий хохот. — Советский поэт Багрицкий! — как конферансье, возглашает красавец и прихлебывает из своего бокала. И немедленно кто-то откликается: — Багрицкий поэт Советский! Хохот. — Прошу не перебивать! Итак! Слова советского поэта Багрицкого! Мысли народные! Общий хохот. Завывая с утрированной грозностью, красавец читает: — А век поджидает на мостовой, Сосредоточен, как часовой. Иди — и не бойся с ним рядом встать. Твое одиночество веку под стать. Оглянешься — а вокруг враги; Руки протянешь — и нет друзей; Но если он скажет: "Солги" — солги. Но если он скажет: "Убей" — убей. Общий хохот. — Убе-е-ей!! — орет кто-то из особенно налегавших на спиртное. — Это круто! — Я хочу выпить за этот век! — надсаживаясь, перекрикивая шум, возглашает красавец — И за его героев! И особенно — за его очаровательных героинь! он протягивает свой бокал навстречу поднятому с готовностью бокалу Ольги. Они чокаются. — Спасибо! Спасибо, мои дорогие… — говорит Ольга. Сзади к ней подходит кто-то из шестерок во фраке и подает мобильный телефон. — Ольга Альбертовна, вас, — извиняющимся голосом говорит он. — Какая-то Марина… сказала, что вы договаривались созвониться… Чувствуется, что Ольга вспоминает не сразу. Но к ее чести — все-таки она профессионал-организатор, этого у нее не отнимешь — очень быстро. Берет трубку. — Да, Мариночка, это я. Что? Прости, дорогуша, здесь шумновато… Работа такая, — и подмигивает сидящему рядом красавцу. Тот понимающе хихикает. Сейчас не очень удобно… Мы обязательно повстречаемся на днях… Что? Не слышу… Ах, ну, как всегда… Прости, дорогуша, сорвалось. Знаешь, стоит добиться хоть какого-то успеха, сразу столько откуда-то выныривает бедных родственников… Нет-нет, к тебе это не относится! Разумеется, надо подумать… Сейчас… Марина, ну опомнись, ну зачем мне тут переводы с языков… Нет, машинописных работ у нас нету… Какие нынче машинописные работы, смешно. Вот что… у нас уборщица заболела. Ты можешь пока поработать вместо нее, а потом, если все будет нормально… может, еще что-то подберем. Ну, думай! Да? Вот и отлично. Мы открыты всю ночь, до пяти утра, значит, нужно придти хотя бы в шесть, чтобы успеть навести порядок… Просто я это к чему — чтобы в шесть утра ты была, как штык. У нас дисциплина. Не так, знаешь ли, как в ваших научных сферах, здесь люди действительно работают… Готова с завтрашнего дня? Замечательно. Я предупрежу охрану… они тебе покажут, так сказать, фронт работ. Целую! Отдает трубку. Красавец доверительно наклоняется к Ольге: — Кто это? Ольга улыбается. Но ответить на эту улыбку улыбкой мало кто захотел бы. Не та улыбка. — Так… Школьная подруга. И потом еще общались некоторое время, когда я в райкоме наукой ведала… Уж такая всегда была правильная, такая талантливая… Доктор теперь, что ли… или еще кандидат. Сортиры у нас будет мыть, — веско и отчего-то мстительно заканчивает она и вдруг смеется: — Сортиры! Сейчас Ольга просто счастлива. По-настоящему счастлива.

Марина сидит на кухне и курит. Глаза почти закрыты. Пальцы дрожат, и дымящаяся сигарета время от времени тычется то в верхнюю, то в нижнюю губу.