— Да, — согласилась она, — значительно теплее. Хочешь — я отдам тебе рубашку.
— Иди ты, — со смехом ответил он, продевая ремень себе под мышки и охлестывая поперек груди, а потом накрепко затянул его вокруг перекладины. Теперь он мог просто висеть, не держась. — Возьми и сделай как я, — он протянул второй ремень женщине. Она, потянувшись, перехватила ремень, а потом ухитрилась все-таки подняться еще на ступеньку. Теперь мужчина мог бы дотянуться до ее головы. Но он не стал этого делать, а только проверил, как она затянула ремень.
— А теперь постарайся уснуть, — сказал он.
— Это невозможно.
— Обязательно надо, — рев лестницы к ночи превратился в потаенное гудение. — Это не так трудно, мы же согрелись. И ветер утих.
— Ветер, — сказала женщина. — Ужасный ветер.
— А мне как-то нравится.
— Потому, что ты сам как ветер. Подхватил меня и поволок…
Эти ее слова прозвучали для мужчины лестно. Он имел основания быть довольным собой — донес женщину до лестницы, не ослепнув, не оглохнув, а теперь они смогли подняться выше тумана. Наверное, она хотела сказать мне что-нибудь приятное, решил он, и постарался ответить ей в тон — вполне, впрочем, искренне:
— Кого же еще было и подхватывать, как не тебя?
Женщина не отозвалась. Она вовсе не собиралась говорить ему приятное. Сейчас, когда отупение усталости отступило, ей вновь стало страшно и нестерпимо жалко себя, противоестественно и беспомощно болтающуюся в прозрачной, темной пустоте. Женщина даже не знала толком, от чего они спасались. В первый же миг она успела зажмуриться и до самой лестницы не открывала глаз.
— Смотри, какие звезды, — сказал мужчина. — Внизу таких никогда не бывает.
Торжественно и покойно летела над ними сверкающая метель.
— Здесь очень чистый воздух. Чувствуешь?
— Да. Очень.
— Потому и звезды такие. Вон Вега. А над головой Орион — видишь, красный — Бетельгейзе, голубой — Беллатрикс. А это альфа Орла, Альтаир. Правда, похоже на орла?
Лестница пела свою нескончаемую, усыпительную ноту.
— Раскинул крылья и парит… Я почему-то больше всех люблю это созвездие. А тебе нравится?
Женщина молчала. Взглянув вниз, мужчина увидел, как тяжело покачивается ее обвисшее тело, и понял, что она заснула.
Ему не спалось. Он задремывал минут на пять-десять и опять просыпался в тревоге и все проверял, проверял наощупь, как держится на перекладине ее ремень.
В алых потоках утреннего сияния они снова двинулись вверх. Далекая земля, сплошь затянутая желтым дымом, казалась теперь столь же бесплотной, что и далекие, полупрозрачные перья облаков. У мужчины уже слезла кожа с ладоней и ступней, и женщине приходилось быть вдвойне осторожной, цепляясь за скользкие от леденеющей сукровицы перекладины. Перчатки женщины истерлись до дыр, на очереди тоже были руки.
Потом черные громадные птицы напали на них и надолго зависали рядом, пластаясь в потоках исступленного ветра, глядя холодными круглыми глазами, а мужчина и женщина отбивались от птиц, размахивая руками и немощно крича.
Потом они поднялись выше всяких птиц.
Все тонуло в синем льдистом сиянии, в торжествующем громе громадного горна. Пляшущая лестница стала невероятно хрупкой, как стекло, и рвалась из рук, грозя искристо переломиться от каждого движения. Вокруг был только простор — пронзительно прекрасный, абсолютно чужой и невыносимо мертвый.
— Я не выдержу, — сказала женщина и сама не услышала себя. Горло ее было словно из сухой ломкой бумаги. — Я не могу!!! Прости, я правда не могу!
— Уже скоро! — закричал мужчина ей в ответ. — Держись! Солнце, радость моя, держись, ради бога! Уже совсем близко!
Давно перевалило за полдень, когда мужчина издал невнятный гортанный всхлип, пробудивший мозг женщины от оцепенения. Женщина подняла голову и увидела, что лестница кончилась.
Сквозь узенькое отверстие, расположенное в центре площадки, они выбрались на шаткий, ничем не огороженный настил, мотающийся посреди неба. Ветхие доски прогибались, наледь трескалась на прогибах, и ветер сдувал осколки льда в синеву.
Здесь едва хватало места, чтобы лечь. Наверное, площадка была рассчитана на одного, двоих она помещала чудом. Несколько минут мужчина и женщина лежали, судорожно вдыхая разреженный воздух.
— Господи, как хорошо, — пробормотала женщина потом.
Мужчина приподнялся на локте; она, услышав его движение, открыла глаза и впервые увидела его изглоданное ветром, покрытое щетиной лицо.
Мужчина смеялся — беззвучно и облегченно. Его запекшиеся, покрытые коричневой коркой губы лопались, и проступающие капельки крови дрожали на ветру.
— Ну, вот мы и дома, — выговорил мужчина. — Только держись подальше от края.
ДАВНИЕ ПОТЕРИ
…За всеобщего отца
Мы оказались все в ответе…
А.Твардовский
В глухой тишине пробило без четверти два. Ночь прокатывалась над страной, улетала на запад, а навстречу ей нескончаемым потоком летели вести.