Отец, задери его душу Незримая, был пастырем, или священником, как оно там правильно называется у этих культистов. Поклонялся Черной Луне, мечтал повстречать бродящих по миру Избранниц, которые с его слов были первосортными проститутками.
Как будто ему было мало моей матери, которая вот уже лет десять, как регулярно ходит налево. И ведь он видел.
Видел, но лепетал про испытание богини на стойкость… Безбожно пил, читая молитвы перед группой таких же выпивох, и единственное, что полезное делал, так это видел знамения.
То ли оракул его в детстве в задницу ужалил, то ли реально какой дар у бати был, но иногда он мог все же выдать что-то полезное. Однажды даже предсказал открытие Вертуна.
Как учуял, что ли, и это при том, что он даже Подлунным не был. Так, безлунь сельская.
Может, оно и к худшему, что предсказал. Ещё больше синьку глушить начал, думая, что он и есть мессия чернолунный, тот самый Последний Привратник… Просто ещё не повстречал свою Избранницу.
Мать, кстати, такая же чушка. По началу еще пыталась Подлунным глазки строить, чтоб успешно выйти замуж, да не вышло. Сдуру согласилась на ухажёрства моего отца, да в первый же месяц меня и заделали.
Не сказать, чтоб я был особо желанным ребенком. Пока мелким совсем был, родители матери за мной приглядывали, а как бабка с дедкой померли, сохрани Красная Луна их души, так я и вовсе сам по себе остался.
Пахал, как проклятый, на поле, а после все же с одним подмастерьем сдружился. Слово за слово, да и затащили меня в лавку углежога.
Полноценно-то мастеровым мне не стать было, это надо было Подлунным быть. А Подлунным так просто не стать.
Меня всегда бесило это деление красногорского общества.
Лунные — грёбанная элита, в чьих жилах по недосмотру Лун течёт магия.
Подлунные… Да в принципе, если так подумать, это обычные, самые простые граждане, только свободные.
И мы… Безлуни. Как сказал один красногорский поэт, видимо, перепив настойки на целебном дерьме — «самая соль Красногории».
Ага, соль… Говно, по мнению высшего класса. Тупая рабочая масса.
Безлуней было больше всего, и по факту мы представляли из себя натуральных крестьян, а местами чуть ли не рабов.
Лунный может спокойно убить безлуня, и никто ничего ему не скажет. Никто не поднимет шумиху, если какой-нибудь пьяный маг огня случайно, на спор, сожжет пятерку селюков.
Скажут, бытовая ситуация. Наверняка они ограбить его хотели. А то, что мужики заступались за девку, которую этот Лунный обесчестил, так всем плевать. Побурчат и забудут.
Хоть какой-то настоящий шанс выбиться в люди был в армии. Послужи государству десять лет, дослужись до сержанта, и получишь свой статус Подлунного.
А там можешь сам ходить и поплевывать на недолунков свысока, на бывших же односельчан, которые дорожат своей никчёмной безлунной жизнью.
Можно было, конечно, жениться или выйти замуж за Подлунного, чтобы получить статус, но тут увы, вовсю играли человеческие жадность и равнодушие…
Подлунным девушкам нафиг не нужны женихи из селюков. Они их и за людей-то не считают.
А Подлунные парни скорее просто поматросят девок, наобещав местечко чуть ли не близь царя, а потом попросту кинут, когда наиграются, или когда обесчестят девку настолько, что пропадет все удовольствие от совместных посиделок.
Так было и с моей Катькой. Хорошая была девка.
Рыжие волосы, красивые серые глаза с зеленоватым отливом… Невысокая, сисястая, но фигурка, словно песочные часики.
Не первая красавица на деревне, конечно, из-за веснушек и прыщей, но зато простая девушка. Без лишних заморочек, в виде желания звезд из Пробоины на небе.
Эх…
А потом она повстречала мимолетного Подлунного. И наша последняя с ней ссора, перед тем, как я свалил в армию, снилась мне уже в который раз.
— Егорушка, ну прости, дуру грешную! — взмолилась она, стоя на коленях и пряча лицо в ладонях.
Полновесные слезы капали на красивое бордовое платье, что я ей купил на годовщину нашего знакомства.
Три года мы с ней встречались. Гуляли, держась за руки, и провожали вечера, размышляя о будущем. Катя была моим светом нормальной жизни, маячащим где-то впереди.
Сейчас я смотрел на изодранное платьице, подол которого в лохмотья обтерся и запачкался, а шнуровка на груди была попросту сорвана. Негодяй даже не постеснялся развязать тесёмку, применив грубую силу. Не он же дарил это платье, на накопленные с таким трудом меченки…
Я печально вздохнул. Какой смысл ругаться?
Ну, покричу я на нее. Может, даже ударю. А толку? Что от этого изменится?
Мне станет легче морально, да. Но это ведь временно, а потом я сам себя буду корить за то, что так поступил, что сорвался.
— Сгинь твоя луна, — процедил я сквозь зубы, возвышаясь над девушкой и бросая на нее тень, словно Пробоина в небе, — Видеть тебя не хочу.
— Егорушка, любимый! Прости… Проси что хочешь, все сделаю! — вновь заскулила она, обхватывая мою ногу и утыкаясь лбом в колено, обильно при этом размазывая помаду, тушь и слезы по моей штанине.
Я поджал губы. Вон как, даже накрасилась для этого ублюдка… В душе больно защемило от обиды.