Пробудись, железо!

– Чтобы задержать вас, альгвазилам пришлось применить силу. – Судья выдержал паузу. – Вас взяли в числе прочих махос. Все преступники понесут заслуженное наказание.

– Мы не махос, – стоял на своём кабальеро. – Кроме того, Пабло Вальехо в драке не замешан и суду не подлежит.

– Желает ли преступник сказать что-либо ещё?

– Так точно. Как посвящённый в рыцари, я пользуюсь привилегиями дворянства. Деяния мои подсудны суду высшего сословия при дворе короля. Лишь равные и старшие вправе судить меня.

– Преступник упорствует, приписывая себе дворянство. – Старик медленно поднял глаза. – Чем он готов доказать истинность своих слов? Опоясан ли он рыцарским мечом, в порядке ли жалованная грамота?

– Меча при нём не обнаружено, – подал голос стражник из-за спины дона Карлоса. – Резался дагой.

Судья склонил голову набок и одним глазом воззрился на кабальеро – точно бык перед атакой.

– Истинно так, – подтвердил дворянин, не обращая внимания на стражника. – И меч, и грамота хранятся в моём доме.

– Где он находится?

Дон Карлос назвал имение. Судья перелистал бумаги в поисках нужной записи.

– Подсудимый называет своим домом потомственное владение графа де Лейва. – Шелестящему голосу старика вернулся безжизненный тон. – Вы состоите в родстве или свойстве?

– Никак нет. Я пользуюсь землёй графа за плату.

– С какой целью?

– Земледелие.

– Опоясанный мечом дворянин занимается земледелием. – Судья вздохнул с облегчением. Он уже не задавал вопросов, вместо этого снова уставился на дона Карлоса бычьим взглядом. – Это невозможно. Преступник лжёт. Весьма безыскусно.

– Ваша честь! – вступил до сих пор молчавший Вальехо. – Я свидетельствую, что этот человек – рыцарь!..

– Я не давал тебе слова! – повысил голос судья. – Подсудимый не может быть свидетелем! Суд завершён. Ожидайте оглашения приговора.

Старик поднялся, словно собираясь уйти, прошёлся взад-вперёд, затем встал подле стола, принял бумагу из рук писаря и забубнил ещё быстрее и тише обычного, лишь в конце замедлив речь, а последние слова отчеканил громко и чётко:

– …приговариваются: Вальехо – полсотни розог за участие в драке, Альварадо – сотня розог за участие в драке, поножовщине и незаконное присвоение дворянства. Приговор привести в исполнение сей же день на площади Трёх Сеньоров при стечении народа в назидание прочим.

4. Пламя разгорается

– Старый бес разошёлся! – ворчали альгвазилы между собой. – Перепороть принародно два десятка человек за день! Будто мало нам хлопот – в городе торг, приезжие!

– Людей в городе прибавилось, а стражников – нет!

– Ещё королевские посланцы из столицы!

– Какого беса им надо?

– Как всегда – свой кусок. Они тут вместо мавров!

– Эй, Санчо!

– Всё, молчу!

Понурым строем двигались осуждённые к площади Трёх Сеньоров. Там происходили все значимые для города события, торговые ряды и балаганные подмостки соседствовали с эшафотом.

В прежние времена для разных дел назначались разные дни – смех и музыка не мешались с криками боли. Но очередной алькальд соединил всё, чтобы не собирать народ Южного удела дважды. Люди шептались, что власти города то ли просто жалеют денег, то ли нашли способ присваивать больше при столь шумном и беспорядочном сборище. Как бы то ни было, шуму и правда прибавилось. Толпа тянулась к площади, уплотняясь уже на подходах, а на месте было просто не развернуться. Люди двигались плотным потоком, усталость и раздражение росли с каждым шагом. Наибольшей радостью для многих было покинуть праздник Осеннего торга, но вовсе не дойти до него люди не могли. Жаркое осеннее солнце, раскалявшее площадь к полудню, и резкие порывы холодного морского ветра, набирающие силу в узких улицах, довершали картину.

«Совсем как тогда, – подумал дон Карлос. – Толпа и солнце». Кабальеро вспомнил Казнь чести, пережитую им без малого десять лет назад. За долгие годы войны на Материке он встречал вещи и пострашнее, но забыть вид с эшафота на толпу зевак так и не смог.

А ведь скоро его снова выставят на позор! Старая мерзость со свистом розги вылетит из глубин памяти, мгновенно развернётся перед глазами, заполонит всё вокруг и станет явью. Казнь чести пугает гордых дворян, но она всё же не смертельна – истинно благородный человек не расстанется с честью и в смерти. Но сейчас кабальеро ожидала участь куда худшая – сотня розог снимет его кожу по лоскутку. Порка не считается смертной казнью, но часто несёт за собой гибель – долгую, мучительную. В лихорадке вроде той, что унесла доблестного десятника дона Рикардо.

Но смерть, грозящая издали, несколько лучше смерти внезапной. Хотя бы тем, что ей можно сопротивляться – а к этому дон Карлос давно привык. Он украдкой огляделся по сторонам. Узкая кривая улочка, с обеих сторон зажатая стенами домов без единого промежутка, балконы и надстройки вторых этажей нависают над головой, едва не превращая улицу в крытую галерею. Над ней извивается полоска бледно-голубого неба, где-то вверху то и дело завывает осенний ветер, но в коридор между домами он не проникает – здесь душно и смрадно.