Пробудившая пламя (СИ)

И ведь именно тогда всегда добрая и мягкая Ираидала, боявшаяся не только испытать боль, но и причинить её, потребовала исполнения своей воли.

Окунувшись с головой во враньё, что, как оказалось, окружало меня в последние годы, вывалив этот ворох наружу, я решил, не верить ничему из того, что мне рассказывали о Далли. А брать за истину то, что видел сам. И та Ираидала, которую я знал, даже и не додумалась бы потребовать такое наказание, как фарлака.

Перед мысленным взглядом образ смеющейся девочки со сверкающими синью глазами, сменялся плачущей от боли, скорчившейся у стены будущей лари. Выходя сегодня из комнаты матери, я поднял глаза к потолку, выполненному в виде морской волны. Благодаря осколкам зеркал в изгибах, с порога комнат майриме хорошо был виден коридор, в котором я стоял. Так кто тогда играл, мать, завравшаяся в конец, или Ираидала, гордо отказавшаяся тогда от помощи?

Гордость, что иногда просыпалась в ней, словно пробуждала скрытые до поры силы. И вместо потускневшего лица с вечно красными и опухшими от слёз глазами, я уже видел совсем другую девушку. Уверенную в себе и своих поступках, чьи глаза сверкали и резали сталью. Она словно удивлялась чему-то, увидев меня. Но в её голосе не было ни страха, ни неуверенности. Она знала, что за ней нет никакой вины, и мне не за что её упрекнуть. Только она уже не нуждалась в том, чтобы я это знал!

Рождённая в чужих землях, она не была связана клятвой крови! И то, что до этого склоняла голову, означало, что она склоняла её передо мной, только признавая над собой власть мужчины, которого считала своим. Оттого и звала повелителем её сердца. А в нашу последнюю встречу она не посчитала нужным лгать даже из вежливости. Я просто оман земли, на которой она стояла. Не её господин, не её мужчина, хоть она и родила от меня двоих детей. Она больше не признавала моей власти, и не собиралась этого скрывать.

Я вновь почувствовал себя семнадцатилетним сопляком, которому только предстоял первый самостоятельный поход на рубежи. Я ночами стоял над картами западных территорий, рассматривая обозначение крепости Галхур. Когда-то наш оплот на западе, эта крепость тогда уже была в руках врага на протяжении пары сотен лет. Долгих пять лет я добивался её возврата, тщательно готовя опору для наступления, исправляя ошибки предшественников. Иногда просто сквернословя, на чем только свет стоит, поминая и папу, и дедушку! Как можно не додуматься, не проверить, не увидеть...

И когда, пять лет спустя, мы окончательно отбили Галхур после жесточайших и изматывающих боёв, когда мы щедро полили кровью стены крепости, я нашёл какую-то тряпку красного цвета, потому что даже полковые знамёна пошли на перевязку, и именно её водрузил на флагшток крепости. То чувство триумфа до сих пор билось в груди. И, наверное, не было ничего, что могло бы с ним сравниться.

Вот и сейчас, словно стою над картой и смотрю на "свою крепость", которая вдруг решила, что больше не моя. Сейчас я был готов сражаться, как никогда. И пусть я совершенно, как оказалось, не знал своего противника. Сложность задачи меня никогда не отталкивала.

Утром я проснулся от того, что по комнате кто-то тихо шёл. Шелест юбок подсказал, что кто-то из наложниц. Чуть приоткрыл глаза и наблюдал сквозь ресницы, как Анаис подошла к столу, откинула крышку шкатулки с камнями и протянула к ним руку.

– Анаис! Что ты здесь делаешь? – резко сел на кровати я.

– Ах, господин, вы меня напугали. – Присела в поклоне она. – Я пришла пожелать вам доброго утра, ведь вчера нам не было даровано счастье встретить вас. А мы так ждали...

– И срочно придумывали для Марса очередную болезнь? Вы собирались врать до бесконечности? А когда я бы решил навестить сына, что бы вы делали? – накинул халат я.

– Простите, господин. Я виновата, я солгала вам. Но это была ложь во благо. Вы были ранены, а я не хотела вас лишний растревожить. – Пролепетала она.

– Я смотрю, ты хорошо знаешь дорогу до этой шкатулки. – Кивнул я в сторону своего стола.

– Ну что вы! Пока вас нет, комнаты закрыты, и ни у кого нет возможности сюда зайти. – Улыбается Анаис. – А вы уже решили в золото или в серебро будете оправлять эти камни?

– Наверное, в золото. – Отмахнулся я.

– В золото? – она радостно заулыбалась. – В золоте эти камни будут изумительно смотреться на смуглой коже.

– Ты сейчас на себя намекаешь? А ты думаешь, что после твоего вранья ты заслуживаешь подарков? – изумился я тому, что после таких заявлений ещё Далли обвиняли в том, что она наглая.

– Господин, спросите майриме! Она велела не тревожить вас упоминаниями этой выскочки, что всё никак не может уяснить своё место! – Анаис не отрывала взгляда от шкатулки, и я решил её закрыть.

– Анаис, вчера ночью, пока ты спала, мы выяснили, что всё, в чём обвиняли Ираидалу долгие годы, это наглая ложь. А её заслуги, приписывали совсем другим людям. Выяснение было громким, странно, что слуги тебе этого не рассказали. – Только теперь она подняла глаза на меня.