– Это очень красиво, в небе с громким хлопком загораются тысячи огненных искр и дождём осыпаются вниз. – Рассказывает Ирина Малис, вызывая у меня в очередной раз чувство удивления, но она сразу объясняет. – Я так слышала.
– Поверь, это действительно очень красиво. – Заверяю я её.
– А почему тогда так редко устраивают? – тут же интересуется Барлик.
– Потому что составляющие очень редкие и очень тяжело добываются, и сама смесь для фейерверка очень опасна. Поэтому мы сейчас проследим, как выставят кувшины, и выставим охрану. – Отвечаю ему.
Отец прислал большой императорский набор. Ирина и Малис решили не торчать на солнцепёке, пока я с мальчишками помогал устанавливать кувшины на специальную площадку, а пойти прогуляться по саду. Какое-то неприятное чувство кольнуло, когда я посмотрел вслед уходящей Далли. Но сам себя одёрнул, что это просто последствия сегодняшнего утра. Ну, что может случиться в дворцовом саду, да ещё и при двух гронхах?
Поэтому дикий крик Малис, раздавшийся через несколько минут, меня почти парализовал. Я сорвался и побежал на этот крик. Навстречу мне вылетел Шторм, и начал подталкивать меня головой в спину, хотя я и так торопился.
– Маму укусила змея! – закричала Малис, едва меня увидев, она сидела и со всей силы пережимала ногу Далли, чуть выше укуса.
Сама Далли была без сознания, а Смерч прижимал лапой к земле труп иглоносной гадюки. Её чешуйки были такими тонкими, что напоминали иглы, и она могла их поднимать вверх, когда защищалась. Одного укуса было достаточно, чтобы человек погиб за несколько минут. Я быстро сделал надрез в местах укуса, углубляя рану. И начал отсасывать яд, сплевывая почерневшую от яда кровь.
– Я за матушкой Вали́! – выкрикнул на бегу Марс.
– Я за Таргосом и Рагни! – побежал во дворец Барлик.
Сколько я провёл времени, раз за разом отсасывая и сплевывая кровь, я не знаю, я ориентировался только на слова дочери, что кровь уже идёт коричневая, бордовая, чуть светлее.
– Отойди-ка, – раздался голос старой целительницы. – Рагни, что уже успела влить госпоже?
– Кроветворного. Весь яд дочиста всё равно не удалить, а так и кровь восполнится, и очистится быстрее. И втерла в запястья, виски и шею мазь против яда. – Отчиталась служанка.
– Всё верно. Оман, помоги мне влить лари... Ого, уже алири, змеемора. Если задёргается, значит выживет. – Напугала меня лекарка.
Капли густого, тянущегося зелья с сильным травяным запахом одна за другой исчезали в приоткрытых губах Далли. Вдруг всё её тело скрутило такой судорогой, что я еле смог удержать. Кровь из подзатянувшейся было раны, побежала вновь, быстро становясь ярко красной, а саму Далли начало тошнить желчью.
– Всё хорошо. – Облегченно выдохнула Валисандра. – Ты молодец, избавил её от яда и заражённой им крови. Иначе ничего не помогло бы. Там каждый миг дороже золота. Через двенадцать часов все последствия укуса исчезнут. Но пока она будет как не в себе, жар будет сменяться ознобом, и её постоянно будет мучить жажда.
– С этим я справлюсь. – Поднимаюсь я вместе с Далли на руках и иду во дворец. – Таргос!
– Это не майриме. Ни она, ни её слуги не выходили из её покоев, ни с кем не разговаривали. – Доложил идущий рядом Таргос.
– Значит, это кто-то о ком мы не знаем. Найди мне эту тварь! Я никогда не поверю, что ядовитая змея сама по себе оказалась в зарослях каргиза, причём именно там, где любит сидеть моя жена! Всех, кто к этому причастен, не глядя ни на что отправить на площадь наказаний и посадить на ведро с крысами! И охрану рядом, чтоб никто не пожалел и не убил раньше, чем крысы прогрызут себе путь на волю! – мне всё равно, кто там ещё услышал, как я отдаю этот приказ, и испуганные крики меня не трогают.
Я уже чувствую, как начинает дрожать Далли. Вечер и начало ночи превратились в кошмар. Ирина то мучилась от жара, да так, что я только успевал мочить простынь в разведённом в воде уксусе и заворачивать её снова. То мою жену, по-другому я не мог и не хотел её называть, начинал трясти такой озноб, что у неё зубы клацали. А после полуночи, когда и жар, и озноб отошли, проявилось другое свойство яда иглоносной гадюки, из-за которого на неё и охотились и даже держали специально в некоторых лавках.
Каплю её яда разводили в воде. А потом эту воду равными частями разводили в двадцати больших кувшинах. На каждый кувшин лили по полчашки воды с ядом. А уже эту воду смешивали с равным количеством вина, вызывающим такую похоть, что человек не мог думать больше ни о чём ином. Вот и Далли даже полностью не приходя в себя, терлась об меня всем телом, ластилась и хныкала от мучившего её желания, а я так сжимал зубы, что казалось, сейчас клыки крошиться начнут.
Больше всего на свете, я хотел вновь ощутить то, ни с чем не сравнимое чувство обладания этим телом, удовольствия от близости с Далли, которого не испытывал ни с кем и никогда. Но я прекрасно понимал, что завтра утром, она будет стыдиться произошедшего и закроется от меня. Того, что я воспользовался бы её состоянием, она бы мне уже не простила.