Пробудившие Зло

Действительно, найденный на вершине арангас, отличался от всех, ранее виденных Дмитрием. И не только размерами — на крыше воздушной могилы шамана «сгорбился», наклонив голову с раскрытым клювом, и развернув могучие крылья, искусно вырезанный из дерева белоголовый орел — прародитель всех шаманов. Дмитрий изумился насколько тщательно и выразительно древний резчик передал всю мощь и величие благородной птицы. Казалось, что вот-вот орел взмахнет крыльями, оторвется от деревянного перекрытия арангаса и взмоет над земной суетой. Даже издалека было видно, с какой ювелирной точностью исполнено каждое перышко на деревянных крыльях и каждая пушинка на груди орла. Исполинские деревья, на которых покоился могильный сруб, были покрыты сложным резным орнаментом, явно несущим какой-то сакральный смысл.

— Че рты раскрыли? — крикнул Фомин приятелям. Остановившись между деревьями, он задрал голову, рассматривая сложенный из бревен помост. — Сюда свои задницы тащите!

— Коль, пойдем, — Витек вновь дернул за шиворот так и не поднявшего с колен Уяганова.

Эвен испугано замотал головой, вцепившись руками в чахлые кустики травы.

— Коль, не дури! — чтобы не услышал Фомин, «страшно» прошипел Витек. — Все огребем…

— Пусть… Нуолан не ходить! Гневить ойууна не будет! — Вновь затряс головой эвен.

— Забьют ведь, — еще раз попытался образумить Уяганова Полевой.

— Пусть забьют! — словно заведенный повторил эвен. — Ойуун мстить будет! Покоя и после смерти не даст!

— Вот, блин, заладил! — выругался Полевой. — Двадцатый век на дворе, а он мертвых боится! Живых надо бояться, Коля! Живых! Пойдем, последний раз говорю!

— Нуолан не ходить!

— Вить, да оставь ты его! Видишь, как парня крутит? — заступился за Уяганова Крылов. — Он, хоть и в двадцатом веке живет, но из каменного еще не вышел.

— Ладно, пусть, — согласился Полевой. — Пойдем, пока Фомин не осатанел.

— Че так долго возились? — недовольно спросил начальник караула у подошедших заключенных. — И чего этот узкоглазый там разлегся? — от внимательного взгляда Фомина не укрылось странное поведение эвена.

— Перепугался до смерти, гражданин начальник, — сообщил Крылов. — Говорит, что в этом арангасе сильный шаман похоронен. Боится навлечь его гнев.

— А моего гнева он, значица, не боится? — «встал в позу» Фомин. — Я могу ему такую веселую жизнь устроить…

— Боится, еще как боится! — ответил Крылов, стараясь смягчить «гнев» старшего «вертухая». — Но ведь они как дети, все эти малые народности — боятся всего непонятного. Только-только из каменного века… Какой уж тут прогресс в сознании?

— Дикари! — фыркнул Фомин. — Пусть его — я таких дурней в Узбекистане в свое время насмотрелся. Их проще до смерти забить, чем против слова муллы пойти… Ладно, не о том сейчас: ты Крылов ведь до лагеря археологом вроде был?

— Был, — согласно кивнул Дмитрий.

— Че по этому поводу скажешь, профессор кислых щей? Есть там наверху что-нибудь стоящее?

— Ну, если подходить с научной точки зрения — настоящий арангас уникален…

— Слышь, Крылов, не умничай! — одернул его начальник караула. — Не у себя в институте! Скажи мне, может там быть что-нибудь ценное? И не с научной точки зрения, — передразнил он Дмитрия, — а с целью положить в карман?

— Не исключено, — произнес Крылов. — Я таких арангасов раньше не встречал, возможно — он единственный в своем роде, — пояснил Дмитрий. — Судя по уникальной отделке столбов и резному орлу на крыше — личность умерший был явно неординарной! Вы бы, гражданин начальник, сообщили о такой находке куда следует…

— А вот это не твоего ума дело! — прикрикнул на археолога Фомин. — Сообщу… может быть… когда время придет! Только сначала сам посмотрю…

— Товарищ сержант! — произнес рядовой сопровождения.

— Чего тебе, Ухримчук?

— Тут без специального снаряжения не забраться, — сообщил рядовой. — Деревья толстые и гладкие — не ухватиться. У нас в древне раньше на пасху по ледяным столбам лазали… Но здесь таким макаром не выйдет!

— Да понял я это и без тебя уже, Ухримчук! — Фомин потер подбородок, заросший рыжеватой щетиной.

— Товарищ сержант, а если перерубить хотя бы одну лесину? — предложил второй рядовой — Коротаев. — Весь этот лабаз на землю и грохнется!

— А что, можно попробовать, — оживился Фомин. — Полевой, я смотрю, ты топор захватил? Руби! — приказал он Витьке.

— Гражданин начальник, может не стоит? — попытался я образумить Фомина. — Это же научная ценность…

— Не рыпайся, профессор! Туточки я определяю, что ценность, а что нет! Руби, Полевой! А ты, Крылов, метнись за остальными — толпой вы его быстро свалите…

Витька размахнулся и с силой хрястнул топором по высушенному древесному стволу. Сухое дерево возмущенно зазвенело, топор отскочил, словно отброшенный неведомой силой и, по какой-то нелепой случайности, заехал обухом прямехонько Витьке в лоб. Полевой даже охнуть не успел, как свалился без чувств на землю.

— Че, вырубился, что ли? — не поверил своим глазам Фомин, пиная мыском сапога неподвижное тело заключенного. — Набрали косоруких интеллигентов… Мать вашу так! Ухримчук, давай ты!