Пробуждение

— Мне кажется, я чувствовал бы себя увереннее, если бы больше знал о человеке, чье тело мне досталось, — сказал Нат. — Интуиция мне подсказывает, что тогда я сумею быстрее к нему приспособиться.

Персис прикусила нижнюю губу.

— Мы так не думаем, — проговорила она.

— Зато я так думаю!

— Только не надо кричать, Нат…

— Я буду кричать до тех пор, пока вы не начнете прислушиваться к моим словам. Как-никак, я тоже врач и имею право голоса. Тем более что речь идет о моем выздоровлении.

И не успел Нат выговорить эти слова, как легкая непроницаемая улыбка, игравшая на губах Персис во время всех их подобных бесед, начала таять и вскоре растаяла совсем.

59

В конце концов Персис все же пообещала Нату, что завтра расскажет ему все подробности, касающиеся его донора. Если он, конечно, настаивает… Нат настаивал, хотя поведение Персис немало его озадачило — уж больно быстрым был этот переход от явного нежелания посвящать его в какие-либо детали к неохотному, но все же согласию. Вместе с тем он испытывал и огромное облегчение. Наконец-то он получит хоть какую-то информацию о человеке, чье тело унаследовал. Для него это огромный прорыв, важный шаг вперед.

И вот великий день настал. Охранник отвел Ната в проекционный зал, и Персис вызвала на экран несколько изображений. В самом центре помещалось снятое крупным планом лицо молодого обаятельного мужчины с темно-карими глазами и длинными каштановыми волосами. Честное, открытое и вместе с тем — совершенно обыкновенное лицо… В выражении глаз читались жадный интерес и некоторая наивность, и Нат решил, что перед ним, скорее всего, студент, еще не испытавший свои силы, но исполненный надежд, уверенный, что его жизнь будет долгой и полной удивительных открытий.

— У нас есть и видеозаписи. Хочешь посмотреть? — предложила Персис.

— Конечно.

Персис провела над компьютером электронным стило, и на экране возник студент в компании таких же, как он, молодых людей, стоявших на утесе над Большим каньоном. Молодые люди, дурачась, готовились к пешей прогулке — надевали шлемы с закрывающими лицо визорами, проверяли кислородные маски и датчики загрязненности воздуха. И конечно, шутили и смеялись, как все молодые люди во все времена. Яркое солнце то и дело попадало в объектив камеры, и тогда изображение сразу бледнело, а фигуры молодых людей словно растворялись в жемчужно-белом сиянии, становясь призрачными, почти бесплотными.

— Известно, кто снимал эту сцену? — спросил Нат, думая, что это могла быть жена или подруга донора.

— К сожалению, нет.

— А как его звали? — снова спросил Нат, пристально разглядывая фигуру молодого человека, которая стала теперь его фигурой. К сожалению, любительская съемка была не слишком удачной, изображение дергалось, выходило из фокуса, и ему никак не удавалось рассмотреть все детали.

— Иэн Паттерсон. Он жил в Альбукерке. По стечению обстоятельств он тоже был ученым, аспирантом, и готовился к получению степени доктора философии. Как ты уже знаешь, он погиб в транспортной катастрофе. С генетической точки зрения его ткани идеально совместимы с твоими, к тому же тело почти не пострадало. Именно поэтому мы…

— А что известно о его жизни? — перебил Нат.

— О его жизни?

— Да. Был ли он женат?

— Нет. Ведь ему было только двадцать шесть.

Нат заметил, что Персис пристально уставилась на экран. Она явно избегала встречаться с ним глазами.

— Что-нибудь не так? — спросил он.

— Нет, все в порядке.

— Можно мне будет связаться с его родными?

Нат тотчас пожалел, что придал своим словам форму просьбы — этим он как бы признавал за ней право вынести окончательное решение, но было поздно. Лицо Персис приняло скорбное выражение, как это часто случалось с ней в последнее время.

— Его родные решили, что им не следует знать, для каких именно целей мы использовали останки. Мы решили уважить это их желание. Они и так проявили достаточную щедрость, пожертвовав тело сына для нашей научной программы.

— Не представляю, как можно не интересоваться подобными вещами!

— Для них это было большое горе. Но они сделали свой выбор.

При мысли о том, что довелось пережить этим неведомым ему людям, внутри у Ната все перевернулось. Несколько секунд он и Персис молчали, потом Нат снова заговорил:

— Я одного не могу постичь…

— Чего именно?

— Как Иэн Паттерсон мог сделать себе такую татуировку…

— Какую именно?

— Змею, вылезающую из задницы.

— Я ничего об этом не знаю, — медленно проговорила Персис.

— Разве ты меня не обследовала?

— Я?.. Конечно обследовала, но не так тщательно. Я хочу сказать — не везде…

Нат буквально чувствовал, как работает ее мозг, пытаясь предугадать следующий вопрос.

— Мне показал ее один человек, когда я был на самолетном кладбище.