Пробуждение

Померанцев хотел кивнуть коллеге головой в знак согласия, но не успел, лишь замер, ошарашенный словами Карпунцова:

– Интер-чего? Я не понял. Это что, Афган? При чем тут музон?

Гаврилова захлопала глазами, остальные, как показалось Ивану Петровичу, тоже растерялись и ничего не понимали. «Надо брать разговор в свои руки. Хотя ни черта не ясно, что он несет… Бредит, что ли? Ну ладно, про интернет не знает. Но Афган тут откуда?» – безуспешно пытался найти логику главврач.

– Я про интернет говорила. Это такое изобретение новое… техническое, – выдавила из себя Лена, и Померанцев с удовлетворением отметил, что его молодая коллега смогла неплохо вырулить из очень нестандартной ситуации.

– А, изобретение… Я чего-то не в курсах. Не слыхал о таком. Подумал, раз интер-чего-то, то Афган. Ведь там же у нас интернациональный долг. А изобретение это с музыкой связано? Вместо кассетника?

Померанцев ощутил на своей спине чей-то взгляд, обернулся, увидел неслышно входящую в палату Людмилу, которая, похоже, успела смыть слезы, но ничего не смогла поделать с густо покрасневшими глазами и заметно припухшим лицом. «Все, пора наконец начинать», – в очередной раз дал себе указание главврач и обратился к Карпунцову:

– Вот что, Алексей, давайте по порядку. Вы спрашивали, как меня зовут? Иван Петрович. Насчет весны и осени вы тоже правильно заметили. Заболели вы в конце ноября, а сейчас май на дворе, вчера День Победы был.

– Это что же, я тут полгода провалялся? И не помню ни хрена! – прохрипел Карпунцов. – И Люда такой… ну другой… за полгода стала? Но ведь так не бывает! Доктор, Иван Петрович, ну скажите же мне! Или ты, Люда, скажи! Я знаю, что дурак дураком, ПТУ только и смог закончить, но даже я понимаю, что так не бывает! Это факт! А Маша моя, где она? У нее тоже эти? Ну, морщины, короче.

Главврач пересел на кровать рядом с Карпунцовым и, взяв руку пациента за запястье, приготовился померить пульс. Алексей попытался выдернуть свою руку, но не смог. «И не пытайся, дружок! У меня силенка имеется, да и слаб ты еще», – улыбнулся про себя Померанцев. За 20 секунд он насчитал 24 удара.

– Ну что, Алексей, с пульсом у вас совсем неплохо. Я бы даже сказал – замечательно! – Главврач с удовлетворением почувствовал, как его уверенность, судя по выражению глаз, начинает передаваться пациенту, а значит, теперь можно и рискнуть. – Вы слышали такое слово – летаргия? Ну, это сон довольно длительный.

– Чего-то слышал вроде… А, вспомнил! Говорил кто-то, что писатель этот… как его… Гоголь, во вспомнил! Ну, короче, Гоголь этот не помер, а вроде как заснул. А его похоронили, и он там в гробу ворочался, но выбраться не смог. Потом задохнулся и помер по-настоящему. Вот ужас! Доктор, Иван Петрович, а чего вы об этой аллергии… тьфу, черт, летаргии, вспомнили? Мне не по себе что-то.

– А вот бояться вам решительно нечего! – Померанцев изо всех сил старался поддерживать бодрый тон своей речи. – И с Гоголем, кстати, это байка. По крайней мере, никаких медицинских подтверждений того, что он живым был похоронен, нет. А летаргия, она порой случается. Например… как осложнение после ангины, скажем так. Человек долго спит, кто неделю, кто месяцы, а кто-то и дольше, потом просыпается. Вот и вы некоторое время проспали, зато сейчас проснулись! Все позади, и теперь окончательно на поправку пойдете!

– Я… я так долго спал? Вот Люда… изменилась, – с заметным напряжением подыскивал Алексей слова, – а Манюська моя как? Тоже? А Сергунька? Батя с мамой? И Витька еще, он как? И где они все?

– Лешка, а меня ты не узнаешь? – неожиданно для Померанцева вступил в разговор молчаливо простоявший все это время у стены в углу палаты пришедший с Мелешкиной мужчина.

– Не-а, – покачал головой Карпунцов после внимательного изучения взглядом, – вот только голос, реально знакомый, но на чей похожий… не вспомню никак.

– Тёма я… Не узнал, значит, – с сожалением в голосе произнес мужчина в углу.

– Тёма??? Ты муж Люды? – Никакая хрипота в голосе не могла скрыть степень удивления Алексея. – Не похож! Ни хрена не похож! Хотя… теперь вроде и похож.

– Неужели я так постарел? – Голос Артема задрожал.

Померанцеву показалось, что Мелешкин хотел сказать эти слова только самому себе, но получилось громко, во всеуслышание. Наверное, от волнения не смог с собой совладать.

Карпунцов откинулся на подушки и закрыл глаза.

«Как бы снова не заснул лет на шестнадцать, – испугался Померанцев и стал себя одергивать. – Эх, что же это я словно баба базарная становлюсь! Не было же описанных случаев повторной длительной летаргии. Короткие рецидивы, наверное, возможны, нужно повнимательнее почитать. А вообще надо гнать такие мысли идиотские прочь! Если я сам так думать буду, то что говорить обо всех остальных». И действительность, как это часто бывает, не заставила долго ждать подтверждения.

– Лешенька, ты только не засыпай снова! – с криком, пронизанным страхом и мольбой, кинулась к Алексею Людмила.