Ей очень хотелось есть. В другой раз она усмирила бы приступ голода до возвращения домой, где заварила бы себе чашку чаю и выпила его с тем, что оказалось под рукой. Но сейчас импульс, который руководил ею, не позволил ей носиться с подобными мыслями.
На углу улицы был ресторан. Она никогда не входила в его двери. С улицы она иногда мельком видела белоснежные скатерти и вспышки света в хрустальных бокалах, наблюдала вкрадчивых официантов, обслуживающих светскую публику.
Когда миссис Соммерс вошла, ее вид не вызвал ни удивления, ни испуга, как она опасалась. Она заняла место за маленьким столиком, одна, и к ней тут же приблизился внимательный официант, готовый принять ее заказ. Она не гонялась за обилием пищи, ей хотелось просто чего-то приятного и вкусного — полдюжины голубых крабов, сочную отбивную с кресс-салатом, что-нибудь сладкое, например охлажденный крем, бокал рейнского и под конец чашечку черного кофе. В ожидании она сняла перчатки, очень неторопливо, и положила их рядом. Потом взяла журнал и принялась его листать, разрезая страницы тупым краем ножа. Все это было очень приятно делать. Скатерть оказалась еще более безупречной, чем она выглядела через окно, а хрусталь сверкал еще ослепительнее. В ресторане сидели другие дамы и господа, очень спокойные, они не заметили миссис Соммерс, занятые едой за своими столиками, такими же маленькими, как ее собственный. Слышалась приятная музыка, через окно в зал влетал легкий ветерок. Она откусила кусочек, прочитала несколько статей из журнала, отпила янтарного вина и пошевелила пальцами в шелковых чулках. Цена всего этого не имела значения. Она рассчиталась с официантом и оставила на его подносе монетку на чай, а он поклонился ей, как особе королевской крови.
В кошельке еще оставались деньги, так что следующее искушение представилось ей в виде афиши дневного спектакля.
Она вошла в театр с небольшим опозданием. Пьеса уже началась, и зал, казалось, был полон. Но там и тут можно было увидеть свободные места, и она заняла одно из них, между дорого одетыми женщинами, которые зашли сюда, чтобы убить время, поесть конфет и показать свои яркие наряды. Были здесь и другие, кто пришел исключительно ради пьесы и игры актеров. Можно было сказать со всей уверенностью, что ни один из присутствующих не относился к окружающему так, как миссис Соммерс. Она собрала все вместе — сцену, актеров и зрителей — в одно общее впечатление, впитала его и наслаждалась им.
Она смеялась над комедией и плакала, как и нарядная женщина рядом с ней, над трагедией. Они немного поговорили об этом. Нарядная женщина вытерла глаза, вдохнула аромат крошечного надушенного кружевного платочка и угостила миссис Соммерс конфетами из большой коробки.
Пьеса закончилась, музыка перестала играть, и публика начала покидать зал. Миссис Соммерс показалось, что ее сон закончился. Люди расходились во всех направлениях. Миссис Соммерс завернула за угол, чтобы подождать трамвая.
Сидевшего напротив нее мужчину с проницательными глазами, казалось, заинтересовало ее маленькое бледное лицо. Ему хотелось разгадать загадку того, что он увидел. По правде говоря, он ничего не увидел, если только не был волшебником в достаточной мере, чтобы распознать мучительно горькое желание, страстную мечту, чтобы трамвай никогда не останавливался и так и продолжал ехать все дальше и дальше, унося ее с собой.
Медальон
I
Однажды осенней ночью несколько мужчин собрались вокруг костра на склоне холма. Они служили в небольшом подразделении вооруженных сил конфедератов и ожидали приказа выступать. Их серая форма был изношена до предела. Один из них разогревал что-то в жестянке на углях. Двое других лежали, вытянувшись, на некотором расстоянии, а четвертый пытался прочитать письмо и с этой целью поднес его поближе к свету. Он расстегнул воротничок и верх фланелевой рубашки.
— Что это у тебя там на шее, Нед? — поинтересовался один из мужчин, лежавших в темноте.
Нед, или Эдмон, машинально застегнул пуговицу рубашки и ничего не ответил. Он продолжал читать письмо.
— Там портрет твоей милой, а?
— Да нет там никакой девчонки, — предположил человек у костра. Он снял оловянную кружку и теперь помешивал ее содержимое тоненькой палочкой. — Там у него что-нибудь от сглаза, все эти колдовские дела. Их попы дают им, чтобы уберечь от беды. Знаем этих католиков. Вот так этот френч и не получил ни царапины, с тех самых пор как он в отряде. Эй, френч! Скажешь, я не прав?
Эдмон рассеянно оторвал взгляд от письма.
— Что такое? — спросил он.
— У тебя ведь там колдовская штучка на шее, скажешь, нет?
— Точно, Ник, — отозвался Эдмон, улыбаясь. — Не знаю, как бы я пережил эти полтора года, если бы не она.