Пробуждение

Элиза молчала. Она то прижималась к холке коня, то распрямлялась, одолевая колдобины и бугры и огибая слишком глубокие сугробы. Она словно бы сливалась с конем воедино, и казалось, что самые страшные опасности невесомы. Холод словно бы вовсе не докучал Элизе, хотя в тот момент, когда Аджай примчался в конный манеж, на ней был только костюм для верховой езды.

От конюшни она помчалась самым коротким путем к озеру. Вниз по склону Холма Самоубийц, без остановки. Аджай зажмурился и мысленно произносил все молитвы, какие только знал, пока они не оказались на ровной почве. Только тогда, когда они проскакали приличное расстояние по берегу, и впереди завиднелся лодочный сарай, Элиза наконец ослабила поводья.

Аджай поспешно спрыгнул с коня и плюхнулся в сугроб.

– Я живой, – процедил он сквозь зубы. – Я живой.

Элиза привязала жеребца поводьями к дереву рядом с тропинкой, обняла за шею и прошептала слова благодарности. Потом она направилась к лодочному сараю. Аджай выкарабкался из снега. Стараясь держаться подальше от коня, он вынул из кармана куртки рацию и побрел следом за Элизой.

– Сколько у нас времени? – спросила она у него.

– Уилл должен был войти в сарай тридцать секунд назад, – ответил Аджай, посмотрев на часы.

– А что потом?

– Он сказал, что ты будешь знать, что делать.

– Он так сказал?

Похоже, эта мысль Элизу позабавила. Она остановилась на краю леса, подняла руку. Аджай остановился рядом с ней.

На крыльце, ближе к входу в лодочный сарай они увидели двух «Рыцарей» в масках – Девочку с Хвостиками и Пирата. Тот и другой запрокинули голову в ответ на голос, позвавший их откуда-то сверху, и поспешно вошли внутрь.

– Что нам делать? – спросил Аджай.

– Дай мне минуту, – попросила Элиза, зашагав вперед. – А потом включи свою рацию.

– И что мне им сказать? – спросил Аджай.

– Скажи, пусть заткнут уши.

– Ладно. А мне с тобой идти? – осведомился Аджай.

– Нет, если только что-то не услышишь, – ответила Элиза. – Тогда бегом за мной.

Дверь из тренерского офиса вывела Ника к лестничному пролету. Ник спустился по лестнице и оказался перед другой дверью, за которой он обнаружил просторное и совершенно темное помещение. Где-то поблизости равномерно капала вода. Когда он наконец нащупал выключатель и щелкнул им, он понял, что находится в душевой рядом с раздевалкой. Здесь было тихо. Любые шумы звучали гулко. Кабинки расходились во все стороны лабиринтом невысоких стенок, белых кафельных плиток и смесителей из нержавеющей стали. Все вокруг отдавало прошлым веком.

Ник посмотрел вниз и увидел, что его правая брючина от колена до низа окрашена кровью. Каждый шаг давался ему с такой болью, что он понял: травма куда серьезнее, чем он думал. Он поймал свое отражение в зеркале над одной из раковин и понял кое-что еще:

«Мне страшно. Мне по-настоящему страшно».

Ник вытянул руки и посмотрел на них. Руки дрожали. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был настолько напуган. Ну, разве что тогда, когда ему было пять лет. В ту ночь отец сказал ему, что мама больше не вернется домой.

«Ну и к чертям эти воспоминания. Сегодня мы другую песню поем».

– Проклятье, десятиклассник, – произнес он, приблизив лицо к зеркалу, – ты позволишь этой здоровенной жестянке взять верх над тобой? Ну-ка придумай, что ценного в этой железяке? Ну, разве что обменять ее на какую-нибудь задрипанную «Kia»? Вперед, сынок, пора задать жару этому…

Дверь у подножия лестницы открылась нараспашку. Ник проворно забежал за угол первого ряда душевых кабинок и быстро затерялся в лабиринте. Он устроился за отдельно стоящей кафельной стенкой и услышал, как в душевую вошел Паладин.

Вошел и остановился. Ник старательно прислушивался к любым звукам. В пустом пространстве негромко капала вода из протекающих ситечек, и эти шумы мешали выделить другие звуки. К Нику пришла новая пугающая мысль:

«А вдруг у этого Джаггернаута есть режим невидимки?»

Ник прижался к стенке спиной, стоя на одной ноге. Он быстро стрелял глазами в обе стороны.

Шлеп. Шлеп. Шлеп. Капля за каплей.

Один кулак Паладина пробил стену справа от Ника. Второй появился слева и схватил Ника за левую руку выше локтя. Пальцы истукана сжали его мышцы, словно тиски. А потом Паладин обхватил руками грудь Ника и сдавил ее. Ник попытался крикнуть, позвать на помощь, но издал только шелестящий хрип. Остатки воздуха вылетели из его легких. А потом он даже вдохнуть снова не смог. Он пытался вырваться, но у него уже темнело перед глазами…

Он смутно различил шум – кто-то вбежал, а вернее, ввалился в душевую. Неведомый гость взревел с такой силой, что Ник бы непременно оглох, если бы уже не был близок к обмороку.