Пробуждение

«ТРЕБОВАНИЯ

нижних чинов от военных судов на Тихом океане и солдат гарнизона.

Первое: освободить из-под ареста политических заключенных — матросов и солдат.

Второе: удалить из города казаков и отменить смертную казнь.

Третье: дать нижним чинам полную свободу вне службы и разрешить посещение собраний и митингов.

Четвертое: устроить для нижних чинов библиотеки и читальни за счет казны, производить для них выписку газет и журналов.

Пятое: обязать офицеров обращаться с нижними чинами на «вы», отменить титулы вне службы.

Шестое: увеличить матросам жалованье от 5 до 10 рублей, а в плавании до 20 рублей; при увольнении в запас выдавать 50 рублей.

Седьмое: уменьшить срок службы: матросам — до 4 лет, солдатам — до 2 лет.

Восьмое: не посылать солдат и матросов на посторонние работы.

Девятое: офицерам запретить иметь прислугу для домашних надобностей, а также драться и ругаться.

Десятое: нижним чинам разрешить ходить по обеим сторонам Светланской улицы и ездить на извозчиках.

Одиннадцатое: уменьшить число караулов.

Двенадцатое: уволить в запас семейных нижних чинов, а также призванных в 1902 году.

Комитет выборных нижних чинов от судовых команд и солдат гарнизона».

— С этой петицией выборные ходили к коменданту крепости генералу Ирману, — усмехнулся Назимов.

— А что им ответил Ирман? — спросил я.

— Выгнал в шею, — осклабился Штер.

— Напрасно. В этом списке много законных, вполне обоснованных требований, — возразил я. — Их следовало удовлетворить.

— Не нужно потакать им, Леша, — мягко сказал Назимов. — Стоит лишь сделать маленькую уступку, как они потребуют большего. В октябре девятьсот пятого с этого начали. А потом принялись громить офицерские квартиры. Нас с тобой не было здесь. А вот Альберт Карлович видел собственными глазами…

— И вспоминать не хочется этот всефлотский позор, — подхватил Штер. — Офицеры прятались от оголтелой матросни, как бабы, в чужих квартирах. Мой тесть с женой и дочерью едва успели выбежать на улицу, как их флигель запылал с трех сторон.

— А ведь можно было избежать этого, если обращаться с матросом по-человечески, — угрюмо проговорил я.

— Не понимает матрос хорошего обращения, Алексей Петрович, — сказал Штер. — Ему кнут надобен.

— Ну это вы перегнули, Альберт Карлович, — поправил его Назимов. — Иногда не мешает прибегнуть к ласке и посулить…

Вестовой принес вино и бокалы. Молча поставил на стол. Вышел.

— А ведь к тому дело идет, Константин Андреевич, матросы опять голову поднимают, — задумчиво произнес Штер, разглядывая на свет бокал с вином. — Я не забыл еще, как палил «Жемчуг» из пушек по казакам, разгонявшим толпу.

— Неспокойно стало на флоте, — согласился Назимов. Изящным движением коснулся салфеткой рта и, помолчав, продолжил: — Я не говорю о «Грозовом». У меня — порядок. Смутьянов я списываю в Сибирский флотский экипаж, оттуда беру тихих парней, только что из деревни. Темными людьми управлять легче. Напрасно обучал ты их азбуке, Леша. Они у тебя стали слишком грамотные.

Мне нравилось в Назимове многое: ровный характер, манеры, шрам на щеке. Но то, что он сейчас сказал, — не понравилось.

— Ты не прав, Костя, — возразил я. — Корень зла в том, что мы, офицеры, противопоставили себя матросам. А интересы нижних чинов и наши должны быть неразделимы. Нужно знать нужды матросов. Ведь они заслужили человеческое отношение. Ведь мы воевали вместе…

— Вы чрезмерно либеральны, Алексей Петрович, — холодно усмехнулся Штер, — и проповедуете теорию этого оригинала адмирала Макарова. Она устарела. Наступило время, когда флоту нужна железная рука. А то, чего доброго, вы еще предложите нам есть из одного с матросами бачка и слушать, как они чавкают. Бр-рр! У меня есть своя метода, — продолжал Штер, — держать нижних чинов в узде, в непрерывной строгости, не давать никаких поблажек, никакой вольности. Давить на них последовательно, ежедневно, без передышки и приучать их к этому состоянию…