Пробуждение

Потому-то и стала Марийка большой умницей и болтушкой. Выступала на сельской сцене, читала стихи, играла на аккордеоне, ставила пьесы, в которых играла все главные роли. А бывшая учительница сидела в клубе в первом ряду. «Вся в отца», — говорила она, улыбаясь сквозь слезы.

Девочка просто цвела в пионерском галстуке. Старшая Мария сразу же замечала ее в толпе ребят и никогда не ошибалась. Сердцем чувствовала.

Нетрудно понять, что пришло самое большое счастье в семью двух Марий, когда вышло постановление о реабилитации Гиньо Петрова Гинева. Созвали специальное собрание и перед всем селом прочитали постановление. Зачитали и биографию героя. Потом началась литературно-музыкальная программа. Марийка играла на аккордеоне — ей исполнилось десять лет, и ее артистические способности уже начали проявляться. А старшая Мария плакала в первом ряду, тихо и беззвучно, только текли по щекам слезы.

После литературно-музыкальной части обе Марии устроили дома пир на весь мир, а организовал и подготовил все бай Стефан, который знал толк в обедах и традициях. Зажарили самого большого барашка. Нацедили из бочки красного вина. Испекли и баницу, домашний пшеничный хлеб. На семейный обед пригласили и секретаря партийной организации — когда-то, в пору коллективизации, он работал вместе с Гиньо. Из Тырново приехал доктор Москов. Он поддерживал с сельчанами старые связи. Когда-то давно открыл здесь, в Сырнево, амбулаторию и родильный дом. К тому же обещал помочь в том, чтобы село было включено в дачную зону, а старые крестьянские дома взяты под охрану государства. Он и сам намеревался построить здесь дачку, чтобы на старости лет жить на лоне природы, рыбачить на речке Сырненке.

Все шло как будто хорошо, особенно после реабилитации Гиньо. Никто не чинил помех, не было косых взглядов, не чувствовалось страха. Девочка училась, бабушка ее воспитывала, радуясь ее успехам. Она давно уже решила для себя ее будущность и даже переговорила с доктором Московым, чтобы заранее подготовить девочку к выбору профессии. Доктор взял Марийку к себе на квартиру, чтобы она была постоянно на глазах и он мог быть ее опекуном и наставником.

Как и в сырненской начальной школе, в гимназии в Тырново маленькая Мария играла на аккордеоне и декламировала стихи на литературно-комсомольских вечерах. Ее уже называли «артисткой», влюблялись в нее, посвящали ей стихи, представляли ее на сцене Народного театра в Софии. Окончив гимназию, Марийка, конечно, явилась на экзамен в театральный, вызубрив целую качу басен и стихотворений. Однако, несмотря на все старание, она получила весьма невысокую оценку и не прошла по конкурсу. Ей ничего не оставалось, кроме как в вернуться в Сырнево и снова начать готовиться. Но и на следующий год ей не повезло. Тогда доктор Москов назначил ее в амбулаторию медицинской сестрой, чтобы Марийка получала хоть какую-то зарплату и могла готовиться к третьему, и последнему, экзамену в театральный институт.

Как раз в это время заболела бабушка. Она ходила по улицам, разыскивая какие-то вроде бы потерянные вещи, обвиняла соседей, что они хотят ее убить, и все допытывалась, когда вернется ее сын.

Доктор Москов сразу же поставил диагноз. Это было не трудно, и без того было ясно, что происходит с несчастной старушкой, которая бродила по улицам с помутневшим взглядом.

В большом доме двух Марий наступила тишина. Аккордеон стоял за дверью, покрытый толстым слоем пыли, стихотворения валялись в каком-то ящике. Бабушка сидела у окна и часами смотрела во двор, удивляясь происходящим в саду переменам.

Время от времени в дом приходили родные и близкие, чтобы хоть как-то разговорить старушку, развлечь воспоминаниями, но она все реже и реже их узнавала. Спрашивала, кто они такие и зачем пришли. Ей казалось, что ее хотят привязать к стулу, чтобы не могла вставать, и потому никого не подпускала к себе. Единственным человеком, которому она и какой-то степени доверяла, был ее брат Стефан, с которым она была очень дружна еще с детства. Верила она и внучке, но часто обвиняла ее в том, что та не дает ей есть, что закрывает еду в шкаф на ключ, прячет одежду, чтобы она не могла выходить на улицу. Как-то для нее наняли сиделку, но уже на следующий день от сиделки пришлось отказаться, потому что она якобы пыталась отравить старуху, подсыпала в еду крысиного яду, и никому не удалось ее в этом разубедить. Все работы снова свалились на внучку. Постепенно Марийка привыкла к капризам бабушки, она оставляла ее гулять по двору, только прибегала из амбулатории посмотреть, как дела, в обед кормила с ложечки, как ребенка, одевала, укладывала спать. Иногда они совершали вдвоем длительные прогулки в окрестностях села, чтобы вспомнить, где находятся река, сукновальня и огороды, подышать чистым воздухом и порадоваться солнышку. Старуха послушно и кротко тащилась, с трудом передвигаясь и держась за руку внучки, и постоянно улыбалась. Порозовевшие щеки с синими прожилками блестели на солнце, как намазанные растительным маслом.