– Что сидишь так? Думаешь, твоей вины нет? Есть. Больше моей. Что от меня зависит? Ничего. Ты решаешь, что найти, что не заметить. У меня выбора нет. Только перестать быть самим собой. Потерять свободу. Это мой единственный выбор. А твой – молчать, голова в сторону. На меня смотри!
Ему хотелось плакать. Получил, что хотел. Свободу. Свободней не бывает. По такому случаю не грех и поплакать. Когда такое случается с человеком. Чёрт с ними со всеми. Разве было с ними хорошо? Было бы по-другому, лучше ли? В самом деле? Устал немного, головой ушибся. Пить надо меньше и ездить осторожней. Он повернулся к Алисе.
– Хорошо, что ты такая. Такая ты мне нравишься больше. Всё, что нужно, на месте. Больше нечего взять. И спрашивать не нужно. Захотел – взял.
Он отстегнул ремни и притянул куклу к себе.
– Всё самое главное у тебя есть. Сейчас проверим.
Он стал сгибать куклу в поясе и разворачивать задом к себе. Правая нога не поддавалась. Он взялся за ногу двумя руками и попытался подправить, вытянувшись в неудобном положении. Нога вдруг выскользнула, кукла повалилась и ударилась с громким стуком головой о дверь. Чёрт!
Он аккуратно посадил её на сиденье, поправил куртку, пристегнул, пристегнулся сам и завёл машину. Живые гнутся лучше. И охотней. Иногда. С ними другие проблемы.
Он опять повернулся к кукле. Ты меня таким не знаешь. Я себя таким не знаю. Свобода. Немыслимая когда-то сцена. Сгорел бы от стыда. Распустил слюни. Не распустил. Просто поплакал. И покричал. Нелепые слова. Нелепые мысли. Что же тогда «лепое»?
– Домой? Ты всё правильно сделала. Где сейчас твой дом?
От приоткрытой двери веранды веяло жарой. Но кондиционер не работал. Он не включил ничего, кроме холодильника. Доносился мерный шум генератора. Терпимо. Ночью досаждает больше. Привычка. Днём всё равно кажется, что шумнее. Птичий гвалт по-прежнему слышался где-то, хотя никаких там птиц нет. Только генератор шумит. Хорошая вещь. Завёлся с пол-оборота и жрёт, похоже, немного. Холодильник и всё. Даже такому чайнику, как я, по силам. Разложили всё по полочкам. Соедини здесь, прикрути тут, здесь нажми. Толковые головы. Есть такие. Я один из них.
Он удивился лёгкости, с которой отыскал, привёз и установил генератор. Даже немного гордился собой. Не пропаду. Генератор зашумел, и весь дом залился светом. Неуместным в вечерних сумерках. Он прошёл через все комнаты и выключил каждый выключатель. Почему они все включённые? Загудел пустой холодильник. Он сидел и слушал шум генератора. Шум цивилизации. Блестящая отлаженная машина. Сделанная из земли, огня и воздуха. Только это и есть у человека. Голова с руками. Неглупое существо. Почему так устроили всё неважно? Перестарались. Ну их. Нужно со временем научиться обходиться без электричества.
Глаза закрывались. Он лежал на полу в гостиной. Прохладней всего. Занести Алису домой? В машине жарко. Расплавится. Может. Куда я её посажу? В кабинете, всё равно не захожу туда. Может, машину поставить в гараж? Тогда не расплавится.
Он вошёл в гараж и открыл дверь. Нормально, не очень жарко. Он раскидал в стороны разбросанный по полу хлам, завёл машину и въехал внутрь. Алиса смотрела по-прежнему немного в сторону, в куртке на плечах. Он потрогал её руку. Нагрелась. Лучше занести домой.
Подружки лежали на своих местах. Одна на диване, другая на полу. Он вошёл в кабинет и посадил Алису на большое кресло в углу, предварительно расчистив его от книг. Он никогда не сидит в нём. Он прикрыл голые бёдра и колени пледом. Не запарится, куртку не будем снимать. Она тебе идёт. Алиса смотрела на него. Он сел рядом на полу.
Совсем не похожи. Целая вечность. Всё уже забыл. Как выглядит, забыл. Никак не вспомнить лицо. Только глаза. Теперь уже всё.
Он нашёл вчера письмо с её адресом. Пятилетней давности. Не так далеко от него. Могла переехать. Дочка, муж, кажется. Он бросил письмо на рабочий стол. Так и лежит рядом с макетом. Прочитать? Он потянулся за письмом. Сначала достал фотографию. Немного похожи. Незнакомое лицо. Дочка круглолицая. Он развернул письмо. Аккуратный, мелкий почерк. Целых две страницы. Такие длинные письма просто так не пишут. Почему не прочитал?
– Нет, она была веселее тебя. И не имела привычки смотреть так, в сторону. Только один раз. Когда ничего нельзя было вернуть назад. Когда всё вдруг оборвалось. И в сердце. До этого она была намного веселее тебя, Алиса. И дочка у неё круглощёкая хохотунья. Он разлёгся на полу и закрыл глаза.