Пробуждение барса

— Как всем известно, — весело начал Шадиман, — сын Картлоса Мцхетос выстроил новый город, назвав его своим именем, а два сына Мцхетоса, Уплос и Джавахос, разойдясь в разные стороны, образовали две общины. Старший в роде — мамасахлиси — пользовался неограниченной властью над своей общиной и…

— Спокойно тогда жилось в Картли, — вздохнул царь.

— Тогда, царь, местность называлась Картлос. — У левого глаза Шадимана дрогнула морщинка. — Это после первого нашествия дикарей с севера в седьмом веке до рождества Христова страну переименовали в Картли.

Георгий X поморщился. Считая себя знатоком грузинской истории, он не любил поправок и, решив блеснуть перед Шадиманом, равнодушно произнес:

— Что же, иногда и нашествие врагов приносит пользу. Дикари охотно подчинились духовным силам Грузии, а со своей стороны передали следующему поколению воинственность и храбрость.

Царь несколько секунд облизывал губы, придумывая еще каверзу, поострее Шадимановой, но вошедший слуга оборвал словесный турнир, доложив о приезде кватахевского настоятеля Трифилия.

С этого дня Георгий X остыл к книгохранилищу, ослабил стражу, а потом и совсем снял, поручив дворцовому писарю Бартому охрану рукописей.

В первый же отъезд царя на любимую охоту на джейранов Шадиман занялся угловой нишей, и хотя пришлось немало помудрствовать, но зато он благополучно совершил прогулку по тайному ходу в оружейную башню.

Успокоившись, Шадиман последовал примеру царя, и скоро книгохранилище превратилось в «пустыню тринадцати сирийских отцов».

В ночь после отъезда Георгия X на войну замок рано погрузился в сон. Потухли освещенные окна, где-то гулко хлопнула дверь. Потемневшие деревья поднялись плотной стеной. В замке было сумрачно и безлюдно. И только закутанная в плащ фигура с узлом в руке мелькнула в полумгле и исчезла в боковой нише.

Опочивальня царицы Мариам доступна немногим. В средних покоях спит мамка царицы Нари, налево небольшая дверь ведет в молельню, направо, с замысловатыми инкрустациями, — в опочивальню. Других дверей опочивальня и молельня не имеют, а средние покои, как цербер, сторожит Нари.

Царица не любит, когда в молитвы врывается шум замка, и круглая молельня с узкими решетчатыми окнами настороженно смотрит в глухую заросль парка. Затейливые фрески с цветными фигурами оживляют стены молельни. Из серебряного оклада святая Нина в белоснежной тоге протягивает крест, свитый из виноградных лоз. В глубокой нише святая Варвара читает истлевшую летопись.

Царица Мариам гордится молельней, вызывающей восхищение княгинь, но особенно чтит икону божьей матери влахернской за снисхождение к людским слабостям… Действительно, стоит царице надавить золотой мизинец, влахернская божья матерь скромно поворачивается вправо, пропуская в узкую потайную комнату с замаскированной дверцей, выходящей в круглую башенку.

Стража замка в случае опасности занимает для защиты покоев Луарсаба длинный коридор, соединенный с башенкой. В спокойное время башенка погружена в безмолвие.

Очевидно, потайная комната посещается часто. На полу лоснится шкура бурого медведя, а мягкая тахта, где сейчас расположилась Мариам, изобилует шелковыми подушками. В углу мерцает голубая лампада, в ней, как жирные черви, плавают фитили.

Нари поставила на медвежью шкуру золотой кувшин с вином. Шадиман, по обыкновению, пошутил над ее пристрастием к сладкому вину, и как Нари ни жеманилась, заставил выпить ее за здоровье царицы. Пробурчав что-то от удовольствия, Нари вышла из комнаты.

И зажурчали вкрадчивые слова царедворца:

— Бросил замок, жену… Разве я не воспитываю наследника Картли по изысканным правилам иранского двора?.. Путь царей тернист, необходимо быть все время на страже, слишком трудно отличить врагов от друзей…

— Опять враги, — прошептала Мариам, — я осторожна с Мухран-батони, Эристави, Цицишвили, несмотря на доверие к ним царя.

— А разве я о них говорю? — удивился Шадиман. — Напротив, они искренние приверженцы царя… Пожелай царь — и князья отдадут половину своих владений вместе с княжнами…

— С княжнами? На что царю дочери князей? — Мариам испытующе смотрела на Шадимана.

Шадиман спохватился. Он услужливо поправил подушку, нервно отброшенную царицей, и весело начал рассказывать об успехах Луарсаба в метании копья.

Но встревоженная Мариам заклинала рассказать о намерении врагов. Шадиман вздохнул.

— К сожалению, об этом знает только один Илларион Орбелиани, но он предусмотрительно брошен в подземелье.

— Орбелиани — изменник, он ездил в Кахети к царевичу Георгию, царь говорил…

— Если царь говорит, — перебил Шадиман, — значит, ошибаются другие. Очевидно, друзья Орбелиани неправы, уверяя, будто Илларион ездил в Кахети сватать Русудан Эристави и почему-то очутился в яме… Бедны Орбелиани думал оказать услугу высокой особе, не рассчитав сил Эристави… А разве Шалва Эристави с отъездом царя не старше всех в замке? Да, многое мог бы рассказать Орбелиани…

Шадиман как бы в нерешительности прошелся по комнате, поправил в лампаде догорающий фитиль.