Пробуждение Дара

— Правильно, хоть спортсмен, но котелок у тебя варит. Этим занимаются совсем другие люди, не те кто производят наркотики. Помимо наркокартелей и простых банд в Гран-Чако работает огромный наднациональный конгломерат фармацевтических, биологических и биотехнологических компаний, легальных, в той или иной степени. Здесь очень удобно проводить эксперименты, местные жители с радостью становятся подопытными сами, отдают членов семей на эксперименты или занимаются банальными похищениями. И эти исследователи, защищенные или легальными частными военными компаниями, или криминальными частными армиями и есть наша самая большая проблема. Денег у них не просто много, финансирование практически неограниченное, и они покупают лояльность местных криминальных боссов, чиновников или просто авторитетных людей типа старост деревень. В парагвайской части Гран-Чако нам удалось практически полностью перекрыть это финансирование. И за это нас тут ненавидят. Уровень преступности здесь на порядок, а то и два ниже, но и местные живут намного беднее.

— А почему вы не можете точно также покупать лояльность местных жителей деньгами или гуманитарной помощью? Возможности Империи явно же больше чем у каких-то там компаний.

Он кивнул.

— Верно, больше. Но мы связаны прямым запретом ООН.

— Это как? Почему нельзя заниматься благотворительностью?

— Еще пятьдесят лет назад, после Сиамской революции и последовавшим за ней голодом было принято специальное решение ассамблеи ООН о том, что любую гуманитарную и финансовую помощь имеет право оказывать только специальный банк по борьбе с бедностью при Организации Объединенных Наций. Я лично голосовал за это, так как был тогда спец. представителем Империи в организации. И сейчас это решение играет против нас. Миссия организации есть только в парагвайской части региона, и она носа не сует в другие. Зато контролирует как мы ведем дела с местными. Убивать мы можем кого угодно и сколько угодно, хоть целые деревни выжигать по подозрению в создании биологического оружия, никто и слова не скажет. А вот даже один единственный мешок риса не можем передать голодающим. Вот и получается, что нас местные жители ненавидят и считают причиной их бедности.

Мда. Ситуация.

— И что? Они и сами не помогают и вам не дают?

— Верно, мы не можем ничего с этим сделать, иначе спровоцируем международный скандал. А императоры очень не любят, когда кто-то играет не по правилам, даже если Империя, и даже если эти правила нам и мешают.

В результате местные ненавидят нас.

Да уж, дурдом, ничего не скажешь. Но что-то подозрительно что дядя Ивана вот так вот взял и выложил нам, хотя в основном мне, всю эту информацию, мой приятель итак её знал, судя по всему.

Ответом на мои подозрения стали следующие слова генерала:

— Алексей, ты сейчас узнал очень много совершенно секретных сведений. Так что готовься принять печать молчания.

— Подождите, какую такую печать молчания? Это что за ерунда?

— Это не ерунда, — ответил за дядю Иван, — один из членов нашего рода обладает очень редким даром, а именно заклинанием молчания. Ты физически не сможешь никому ничего рассказать о том, что знаешь про истинное положение дел здесь. Буквально откроешь рот, и не сможешь говорить, чтец мыслей захочет что-то выведать напрямую из твоего сознания и ничего не увидит.

— И нет никаких способ заставить меня говорить?

Старший Медведев усмехнулся.

— Конечно есть. Как там у вас говорят? На каждую хитрую ж…у найдется свой болт с резьбой, так?

— Верно, Ваше Превосходительство.

— Вот и в нашем мире так. Есть умельцы способные залезть тебе в голову и достать оттуда всё что угодно, даже несмотря на печать тайны. Но вот только все они работают в СИБ, это я знаю точно, а от службы у нас секретов нет.

— А альтернатива этому есть? Если я не хочу принимать эту печать тайны? Вы что, меня заставите?

— Нет, конечно, — Матвей Медведев улыбнулся, но от его улыбки у меня мурашки по телу побежали, — я тебя просто убью, прямо сейчас. Повстанцы каждый день нападают на наши колонны, иногда даже тел не остаётся. Так что решать тебе.

Да уж, мало того, что меня чуть ли не насильно засунули в армию, пусть и всего на две недели, так теперь еще и у меня выбора нет: или какая-то очередная магия или смерть.

— Да что тут решать, давайте уже вашу печать.

Едва я это сказал, как в кабинет вошёл совершенно невзрачный мужчина, буквально человек без лица, по такому взгляд скользнет в толпе, и ты наверняка даже и не заметишь его.

— Протяните вашу правую руку молодой человек, — буквально прошелестел его голос, — ту, на которой появляется ваш тотем, когда вы заключаете соглашения.

Я последовал его указаниям и раскрыл ладонь, на которой тут же появился соболь и сразу запрыгнул ко мне на плечо. Жалко что он только призрак, было бы интересно если бы настоящий соболь сидел на мне.

Невзрачный мужчина взял меня за руку и внимательно посмотрел мне в глаза.

И через секунду дикая, просто сумасшедшая боль пронзила меня. Это был удар ледяным копьём, огнешаром, и молотами Алексы одновременно. Я закричал и вырубился.

* * *