Пробуждение Дениса Анатольевича

Когда в начале 30-х разнесли по кирпичику Храм Христа Спасителя, от него не осталось почти ничего — ну разве что дюжина камней, десятка два выцветших фотографий и сотня метров поцарапанной кинопленки. Восстанавливать было не из чего, пришлось строить заново. Лично мне новый храм, возведенный на том месте, снаружи более всего напоминает свеженькую театральную декорацию, макет в натуральную величину: так и чудится, что, зайдя внутрь, вместо алтаря и фресок обнаружишь голый проволочный каркас, гипсовую крошку и двух рабочих сцены, устроивших себе перекур.

Когда в 90-е годы московскую землю освобождали от бассейна «Москва», поступили умнее. Как рассказывают очевидцы, сам бассейн и пейзаж вокруг были сначала зафиксированы на видео во всех деталях, и лишь затем рабочие приступили к демонтажу — очень заботливому, без вандализма. Черный кафель снимали с фундамента плитка за плиткой, и чтобы ни одна, упаси Боже, не треснула. Деревянный настил не менее тщательно разбирали по доскам. Гроздья прожекторов со столбов свинчивали бережно, стараясь не побить ни ламп, ни зеркальных стекол. Столбы эти, кстати, выкручивали с не меньшими предосторожностями. Даже металлические белые ограды на внутреннем и внешнем кольцах парапета — и те убирали из бетонных гнезд вручную, без помощи бульдозеров. Потом все упаковали и вывезли на армейских КамАЗах.

Большинство нынешних москвичей и понятия не имеют, куда подевались остатки «Москвы». А вот я точно знаю куда…

— Градусов двадцать пять? — спросил я, потрогав голубую водную гладь большим пальцем ноги. Из одежды на мне остались только плавки с президентским вензелем и резиновая шапочка от Юдашкина.

— Двадцать восемь, Денис Анатольевич, — уточнил здешний Вова.

Снизу он был в розовых пластиковых сабо и плавках цвета российского триколора. Сверху — в строгом галстуке и белой рубашке с модными запонками-стразами. Зажим для галстука был тоже навороченным, в мелких блестящих камешках, а рубашка заправлена в плавки. В любой другой точке столицы человека, одетого таким образом, немедленно уволокли бы в психушку, но здесь это было, очевидно, частью протокола: нижняя половина Вовы напоминала, что мы все-таки находимся в плавательном бассейне, а верхняя его половина — что мы по-прежнему на территории Кремля.

— Сгодится, — одобрил я и с деревянных мостков шагнул в воду.

Ух ты! Подняв тучу брызг, я ушел с головой под воду, а когда вынырнул, обнаружил рядом с уже промокшим Вовой еще трех сухих Вов: двое были в аквалангах, надетых поверх своих Дольче-Габбано, а третий держал обеими руками большой спасательный круг с надписью «МОСКВА». Все четверо были сосредоточены и собирались, если что не так, сигануть в пучину на выручку своему президенту.

— Отбой, пацаны, — сказал я. — Все в порядке. Минут двадцать я тут поплаваю один, а потом можете запускать Его Святейшество.

Принято считать, что у Сенатского дворца всего один подвальный этаж, хотя их в действительности два. Под центром оперативной связи, официально работающим на первом, законсервирован еще один точно такой же центр — резервный. А десятью метрами ниже него собран из подлинных запчастей небольшой кусочек СССР.

Об этом месте я не раз слышал от моего предшественника, но до инаугурации мне тут купаться не полагалось по должности, а после… Хм. Нет, совсем не помню. Водные процедуры записаны в моем графике — значит, я мог плавать в здешнем бассейне раз пятьдесят или сто. Однако память моя о таких событиях упорно молчит, поэтому сегодняшний визит разрешаю считать дебютным. Скажем спасибо, что я хотя бы плавать не разучился.

Перевернувшись на спину, я стал лениво подгребать руками и ногами. Как я и надеялся, две трети моей головной боли остались на берегу, а последняя треть вела пока себя по-джентльменски.

Воздух был теплым, но не жарким. Принудительная вентиляция бесшумно гнала надо мной свежий ветерок с легким привкусом соли и запахом хлорки. Если немного прищуриться и добавить к прищуру чуть воображения, можно было представить себе, будто выкрашенный в цвет лазури и подсвеченный невидимыми лампами потолок — неподдельное утреннее московское небо с застывшими на нем перистыми облачками, а светло-коричневые и светло-сиреневые многоэтажные дома, которые обступили бассейн со всех сторон, — вовсе не плоские цветные картинки, отпечатанные на фотообоях, а настоящие, без обмана, столичные здания начала 80-х. Кое-где на крышах многоэтажек даже проглядывала тогдашняя наружная реклама: «Летайте самолетами Аэрофлота!», «Слава труду!», «Храните деньги в Сберегательной кассе!», «Ленин жив!», «Пейте соки!»

Хотя бассейн «Москва» был смонтирован здесь в скромном масштабе 1:10, я не ощущал ничего похожего на клаустрофобию: нарисованное небо ничуть не давило, да и круговая панорама была воссоздана с таким пониманием законов перспективы, что иллюзия открытого пространства не нарушалась, из какой бы точки ты ни смотрел.