Пробуждение Дениса Анатольевича

Что же делать? Вернуть все назад, расписавшись в собственной дурости? Не-е-ет, господа, выход из абсурдной ситуации — не обязательно там же, где вход. У Дениса Кораблева найдется идея получше. Даром, что ли, мой покойный папа, в прошлом популярный детский писатель Анатолий Кораблев, самых смекалистых пионеров-героев срисовывал именно с меня? Белогвардейских кладов в помещичьих усадьбах я, понятно, не находил и немецких шпионов в блокадном Ленинграде не выслеживал. Однако и в отчаянье я обычно не впадал, и сообразительностью меня природа не обидела… Ну-ка, ну-ка, ну-ка… Ага! Вот уже и придумал.

— Поэт Теянов здесь? Сумели доставить? — спросил я у Вовы, пока в Екатерининском зале еще не отзвучали африканские дудки.

— Привезли, Денис Анатольевич, — успокоил меня интеллигент, — во-он, видите, стоит во втором ряду, пиджак цвета пшенной каши?

Издали будущий орденоносец выглядел не слишком презентабельно. Зато уж не Дилан какой-нибудь, с нежностью подумал я, а наш поэт, нашенский, от корней. Слава Богу, что так вовремя приплыла ко мне чудо-строчка про добро и кулаки. Значит, это судьба: мы сегодня же все поправим. Поняла ты, маленькая злобная чугунка? Если да, кончай долбить. Все равно в соседней камере никого нет. Давай же, успокаивайся, успокаивайся, ну, все будет хорошо-о-о…

Поверив уговорам, черепная гадина немного ослабила перестук, и финальный припев с Б. Августином я дослушал с относительным комфортом в башке. Уж не знаю, надолго ли хватит аутотренинга, подумал я. Авось успею отработать обязательную программу и останется время на произвольную. Главное, не затянуть церемонию. Орден на грудь, рукопожатие, пару напутственных — и сво-бо-ден.

— Начали! — сказал я вполголоса морковке-церемониймейстеру и покрутил пальцем с намеком на стрелки часов: мол, давай, дружок, в темпе, у президента еще масса важных государственных забот.

Процедуру награждения орденами удалось провести в сжатые сроки, сократив главное мероприятие с получаса до пятнадцати минут. Из них десять последних ушли на поздравительные речи, совместную фотосессию на фоне триколора плюс прочий официоз, а первые пять я мучился, пытаясь приколоть орден к толстой дерюге, из которой был пошит парадный пиджак ядерного академика Сергея Волкова.

Эти твердокаменные пиджаки, наверное, вошли в моду при Хрущеве — одновременно с машиной «Победа», кукурузой и Фиделем Кастро. Насколько я знаю, к тому же периоду относились и главные научные заслуги академика. Все прочие годы, вплоть до пенсии, он провел в Советском Комитете Защиты Мира, убеждая общественность в тесной связи его атомных штучек с миром и прогрессом. Потому что тем, кому не нравятся мир-дружба-прогресс, мы можем и вломить.

— Дадим, что ли, отпор мировому злу? А? — спросил я старика, когда, наконец, орденская булавка одержала победу над дерюгой.

Столетний динозавр что-то зашамкал мне в ответ. Я ничего не понял, на всякий случай улыбнулся и легким тычком проводил ветерана с трибуны. После чего пригласил канадского режиссера.

Мистер Кроненберг, загорелый живчик за шестьдесят, скакнул на освободившееся место. Зубы у мистера, конечно, как и вся улыбка, были искусственными, но выглядели оч-чень натурально. Профи!

С канадцем мне повезло больше, чем с динозавром: у кремового пиджака режиссера были мягкие замшевые лацканы, и орден Дружбы народов без хлопот повис на том, что слева. Мне хватило пары секунд, не более. В знак признательности я попросил переводчицу — невзрачную девушку лет сорока — поблагодарить мэтра за его «Побег из Нью-Йорка», один из лучших фильмов времен моей юности.

По лицу режиссера промелькнула загадочная улыбка, а переводчица, выслушав ответ, смущенно объявила, что мистер Кроненберг тронут и при первой оказии передаст мои благодарности постановщику — Джону Карпентеру. А сам он, увы, того фильма не снимал.

— Ну а «Ночь живых мертвецов»? — сделал я еще одну попытку. — Уж это наверняка его работа. Переведите ему, что мне очень понравилась, просто супер. Волосы, так и скажите, дыбом. Все эти крики: «Мозги! Мозги! Мозги!» — у меня прямо дух захватывало.

— «Мертвецы», он говорит, тоже не его, — с испугом доложила переводчица. — Мистер Кроненберг извиняется перед господином Кораблевым, но тот фильм снимал Джордж Ромеро. Мистер Кроненберг спрашивает: может, господин президент России случайно смотрел его «Обед нагишом» или, например, «Мертвую зону»?

— Да-да, смотрел! — Я попытался изобразить на лице радость киномана. — Скажите ему, что я видел оба фильма, само собой, да, впечатление огромное… В общем, переведите ему тысячу моих благодарностей, плиз, бьютифул, сенкью вери матч, ну там подберите от себя слова покрасивее и давайте уже, уводите его с трибуны, хорош, люди ждут, нам еще два ордена вешать…

На самом деле этот его «Обед нудистов» я и глядеть бы не стал — не люблю порнухи. А «Мертвая зона» мне попадалась и очень не понравилась. То есть снято было здорово, но главную идею картины я счел политически вредной, если не сказать сволочной.