Пробуждение каменного бога

Правда, он не мог бы сказать с уверенностью, что он — единственное на Земле человеческое создание, и эта неопределенность удерживала его от отчаяния. Оставалась надежда.

По крайней мере, он был не единственным живым существом. Он не испытывал недостатка в собеседниках, даже если они были так чужды, что подчас вызывали отвращение, и в их языке существовали понятия, которые он не понимал, а их образ мыслей то озадачивал его, а то и доводил до белого каления.

Их отношение к его божественному происхождению делало близость и теплоту поистине невозможной. Исключением была только Авина. Она взирала на него с трепетом, но в ней скрывался неистощимый запас душевного тепла и юмора. Даже бог не мог остаться к ним равнодушным, и даже по отношению к богу она не могла преодолеть их. Она то и дело твердила, что ей не следовало говорить то-то и так-то и что простит ли ей Вувизо? Она вовсе не хотела быть фамильярной или любопытничать и так далее. Улисс всякий раз заверял ее, что она не сделала ничего такого, за что бы стоило просить прощения.

Авине было семнадцать лет, и год назад она должна была выйти замуж. Но ее мать умерла, а отец, верховный жрец сорока лет от роду, своей властью отложил ее замужество. Он чуть не поплатился своим авторитетом, ибо неписаный закон гласил, что все здоровые женщины должны быть замужем, самое позднее, в шестнадцать лет. Но Аифира умел весьма обходительно добиваться своего и в качестве жреца пользовался всеобщим расположением, так что в попытке оставить дочь в своем доме он преуспел. Но тем не менее тянуть долго он не мог. Вскоре ей придется выйти замуж и покинуть его кров. И хотя верховный жрец имел много привилегий, вновь жениться он не мог. Почему, никто не знал. Таков обычай, а за нарушением обычаев, как правило, не может не воспоследовать немедленное наказание.

Теперь же, хотя он и не мог постоянно удерживать дочь подле себя, Аифира обрел новый повод для возражений против ее замужества. Она была правой рукой Каменного Бога и останется таковой, пока тот захочет, чтобы она ему служила. Разве кто-нибудь в племени посмеет возражать?

В открытую — никто. Поэтому Авина оставалась с богом до отхода ко сну, а потом возвращалась в отцовский дом. Иногда она жаловалась, что отец удерживает ее допоздна за беседой и она не высыпается. Когда Улисс напомнил, что может это запретить, она умоляла, чтобы он ничего не говорил. В конце концов, что означает малая толика сна по сравнению с отцовским счастьем?

Улисс тем временем все лучше осваивал речь вуфеа. Овладеть произношением оказалось довольно просто, не считая разве что некоторых незначительных вариаций гласных, обозначающих времена и наклонения глаголов. Обучался он и языку пленных вагарондитов. Их наречие было абсолютно чуждым вуфеа, насколько он мог определить, хотя любой школяр, допусти его к архивным записям (которых, конечно, не было), проследил бы, что они происходят от одного предка. В конце концов, разве мог неискушенный человек заподозрить, что в основе гавайского, индонезийского и тайского наречий лежит общий праязык? Но у вагарондитов было очень много труднопроизносимых звуков. Структура их языка напоминала Улиссу языки индейцев-алгонкинов, хотя, конечно, сходство это было весьма поверхностным.

Общий язык аирата, казалось, никак не был связан ни с тем, ни с другим. Его звуки было легко произносить, а правила своей простотой напоминали эсперанто. Он спросил Авину, откуда тот взялся, и она ответила, что его придумали фулулики. Собственная речь фулулики была для остальных недосягаемой, поэтому они и придумали аирату. «Для всего мира». Каждый мог сказать на аирате хоть несколько слов, а торговля, военные совещания и мирные переговоры велись только на нем.

Улисс выслушал ее описание фулулики и решил, что они — продукт мифотворчества ее племени. Таких существ быть не могло.

Еще он выяснил, что вагарондиты будут содержаться в плену до ежегодного праздника союза племен вуфеа. Там пленных подвергнут пыткам, а потом принесут ему в жертву. Ему впервые удалось выяснить происхождение темных пятен на площадке перед троном.

— Сколько дней осталось до праздника Каменного Бога? — спросил Улисс.

— Ровно одна луна, — ответила Авина.

— А что, если я запрещу пытки и убийства? — спросил он после недолгих колебаний. — Что, если я велю отпустить вагарондитов?

Глаза Авины широко раскрылись. Был полдень, и ее зрачки казались черными щелочками на фоне голубых озер. Она приоткрыла рот и провела своим розовым остреньким язычком по темным губам.

— Прости, Повелитель, но зачем тебе делать то, о чем ты сейчас сказал? — спросила она.

Улисс не думал, что она поймет, если он станет объяснять концепции жалости и сострадания. Не то чтобы в ней не было этих качеств. Она казалась очень чувствительной, нежной и сострадательной по меркам своего народа. Но для нее вагарондиты были даже хуже животных.

Он не мог презирать ее за это. Его собственный народ — онондага и сенека — отличался точно таким же образом мыслей. Равно как и другие его предки — ирландцы, датчане, французы, норвежцы.