Пробуждение любви

— Мы уже приближались к Торнфилд-Мэнору, и я послал ее вперед. В темноте под дождем я не мог следить за Элизабет и Харлисс, стараясь обеспечить безопасность Джульетты. Она… она чувствовала, что Элизабет убежала из-за нее, и теперь… я потерял обеих!

— Господи! — выдохнула Микаэла. В этот момент грянул гром, сверкнула молния. Потом еще и еще. — Все будет хорошо. Пойду предупрежу лорда Ро… — Микаэла не договорила.

— Вот вы где, мисс Форчун. — Это был голос Хью. — Значит, Лео с вами?

— Что? — в ужасе воскликнула Микаэла.

Хью не спускал глаз с Алана Торнфилда, который все еще стоял, прислонившись к стене.

— Это твоих рук дело! Я прикажу тебя выпороть, собака, за то, что ты ворвался в комнату сына хозяина!

У Алана вырвался сдавленный стон, и он соскользнул вниз по стене на пол.

— Алан не заходил в комнату Лео, Хью, — заявила Микаэла, она молилась, чтобы не оправдались ее ужасные подозрения.

— Но кто-то был там, кто только что вошел с дождя — на полу наводнение. — Морщины на лбу у Хью углубились, он переводил взгляд с Микаэлы на Алана. — Где Лео?

— Элизабет, как ты могла?! — выкрикнул Алан и потряс кулаком.

— Девчонка из Торнфилд-Мэнора похитила Лео? — закричал Хью, но, прежде чем Алан успел признать эту возможность, Микаэла шагнула к Хью.

— Нет, Хью, думаю, все гораздо хуже, боюсь, Элизабет убежала, но с ней была Харлисс.

Хью резко выдохнул.

— Няня защитит их, — возразил Алан. — Она любит их обоих и…

— Я же пыталась рассказать вам все в лесу, Алан! — закричала Микаэла. — Харлисс сумасшедшая! Она помешана на мести всем нам, и самый надежный путь осуществить свою месть — через наших детей! Она злая, она ненормальная!

Алан тихо рыдал, сидя на полу, Микаэла с отвращением отвернулась от него. Она ожидала увидеть Хью в состоянии крайней обеспокоенности, но его взгляд был жестким и решительным.

Неудивительно, что Хью спас жизнь Родерику в Святой земле. Как она могла счесть этого человека неискренним?

— Поднимите эту плачущую медузу и отправляйтесь на поиски, — приказал Хью — Позовитеслуг, которые попадутся вам на пути, но не мешкайте. Я предупрежу Родерика, и мы присоединимся к вам.

— Да. Все понятно, Хью, — согласилась Микаэла. Хью взглянул на Алана:

— Клянусь вам, Торнфилд, клянусь всем, что свято для меня на небесах и на земле: если на теле Лео окажется хотя бы один синяк или одна ссадина, если он хоть раз чихнет, я задушу вас собственными руками! — Он бросил взгляд на Микаэлу, и она поняла, что в этот момент Хью готов был исполнить каждое свое слово. — Отправляйтесь! — закричал Хью, повернулся на каблуках и исчез в темноте коридора.

Микаэла подбежала к Алану и потянула его за локоть:

— Вставайте, Алан! Если вам дорога жизнь детей и ваша собственная, мы должны действовать!

За два дня Родерик уже забыл, как ходить с тростью и в тяжелом протезе, словно только что потерял ногу.

Он шел шатаясь, с грохотом продвигаясь по лабиринту темных переходов Шербона, голова кружилась из-за сильного удара по голове, который он получил в Святой земле, и в то же время от потрясений нынешнего вечера.

Он был физически близок с Микаэлой. Она любит его. Она хотела его, несмотря на его отталкивающее тело, но теперь он больше не мог притворяться. Что случилось с наделенным властью старым башмаком, который он все еще носил? Почему он подвел его именно сейчас, когда он начал верить, что мог притворяться, будто был целым, мог любить Микаэлу, как она того заслуживала, как ему хотелось любить ее? В течение тех двух счастливых дней Родерик снова был мужчиной, а теперь… теперь…

Он вновь превратился в дикого зверя. Жалкого, рычащего, побежденного зверя, недостойного любви, негодного для семьи. Ему больше незачем жить.

Родерик остановился, опершись рукой о стену, ожидая с закрытыми глазами, пока утихнет парализующая дрожь. Он никогда не сможет показаться ей на глаза в таком виде. Особенно после того, как доказал, что мог ходить, садиться на лошадь, легко кружить и подбрасывать Лео в. воздух. Черт, он так улучшил свое состояние в последние два дня, что начал вновь подумывать о том, чтобы вызвать Хью на шуточное состязание. Родерик оттолкнулся от стены и, хромая, пошел дальше по коридору.

А сейчас, сейчас он вообще ни на что не способен. Слабый. Жалкий. Микаэла сказала, что любит его, но со временем она от него устанет и будет искать утешение на стороне.

Атеперь, когда Родерик полюбил ее, почувствовал как жену, которая и будет таковой — теплой, все понимающей и страстной, — он чувствовал себя так, словно у него медленно из живота вытягивают кишки.

Может быть, именно это и чувствовала его мать, перед тем как войти в море и навсегда покинуть его. Она тоже была больной и уставшей. Тоже оставила кого-то, кого любила, полагая, что, возможно, ему будет лучше без нее.

Было ли ему лучше? Права ли была Дорис Шербон, лишив себя жизни?