Он провёл перед ней линейкой — никакой реакции. Её серебристо-серые глаза были как затуманенное зеркало, словно она страдала катарактой: не только немая, но и слепая.
— Видите?
— Я слышал, что немота появляется после ужасного потрясе…
— Или несколько дней спустя, сопровождаемая функциональной глухотой и даже параличом. Одно из светил в той области медицины, которой я занимаюсь, утверждает, что, когда функциональный мутизм сопровождается глухотой, это результат исключительно защитной реакции организма. Испытав сильный шок, человек укрывается в раковине молчания от мира ужаса, от мира, которому больше не может доверять.
— Неужели никто не может сказать, что послужило причиной её немоты? Этот человек, которого арестовала полиция… Прокопио, кажется? Разве он не знает её?
Врач пролистал свои записи.
— Всё, что он рассказал, — это что его домоправительница иногда оставляла еду для немой, и та, по её словам, была чужестранкой, возможно из семьи иммигрантов.
— Иммигрантка? Так он не утверждает, что она местная? Но я слышал… — Гость не договорил. — Какая разница, местная она или иммигрантка?
— Частичный мутизм, бывает, случается или, по крайней мере, усиливается вследствие изоляции иммигрантов, которые не в состоянии по-настоящему овладеть местным языком. Но мутизм способен развиться даже в местных семьях, если они живут в глуши, как эта женщина… — Врач улыбнулся с извиняющимся видом. — И знаете, даже если бы она могла говорить, в этих отдалённых долинах ещё жив такой древний диалект, что нам, наверно, понадобился бы переводчик, чтобы понять её! Нам также известно, что причиной мутизма становится и семейная тайна, когда детям советуют или приказывают не заговаривать с незнакомцами.
— И эта детская склонность быть скрытным с незнакомцами… она может перерасти в фактическую немоту, когда родители постоянно предупреждают, чтобы они не проболтались?
— Да.
— Такие случаи поддаются лечению?
— Как сказать. Некоторые пациенты преодолевают частичный мутизм тем, что начинают новую жизнь среди новых людей, но со старыми знакомыми, которые знают их как немых, по-прежнему хранят молчание.
— Так вы утверждаете, что незнакомый человек может побудить немую заговорить?
Врач снова посмотрел на неподвижную фигуру на больничной койке.
— Необходимо также сказать, монсеньор, что люди, уходящие в молчание настолько глубоко, как эта женщина, чаще всего остаются в его плену навсегда.
— И ничего нельзя сделать?
— Это зависит от пациента. Загадка мутизма по-прежнему не решена. Он легко не «излечивается».
Визитёр отвернулся от немой и принялся разглядывать огромную фреску, занимавшую целую стену палаты. Фреска, с круглым, как луна, пятном обвалившейся штукатурки, изображала сцену, в которой он мгновенно узнал библейский пруд, в котором животных омывали перед закланием.
— Говорят, она любит животных, — сказал врач с лёгкой улыбкой.
— Вы не думали о том, что, возможно, она будет счастливее, пребывая в молчании? Где-нибудь, где на неё не станут оказывать такого… давления, скажем так?
— Вы имеете в виду дом призрения? Судя по тому, что я слышал, не похоже, чтобы молчание сделало эту женщину счастливее.
— Простите, доктор, но вы должны помнить, что члены религиозных братств почитают молчание за добродетель. Сам святой Бенедикт учил своих последователей молчанию, говоря: «Кто хранит уста свои и язык свой — тот хранит от бед душу свою».[117] Подняв руку в жесте благословения (чуть ли не приказывая неслышащей женщине утешиться), он произнёс нараспев: «Господь сам есть молчание. Совершенство Его бесконечно и неизреченно». Он возложил руку на лоб женщины, его длинные чистые изящные пальцы сжали ей череп. «Положи, Господи, охрану устам моим и огради двери уст моих».[118]
По всему телу немой прошла дрожь, она выгнула спину, будто её подвергли электрическому шоку, потом снова упала на кровать и застыла.
ЧУДО № 35
УГРОЗА ДЛЯ ИТАЛЬЯНСКОГО ФУТБОЛА
Шарлотта отправилась во дворец с намерением снова продолжить работу над портретом вместе с Паоло и Анной, но, когда вошла во Двор Славы, мужество покинуло её, и вместо этого она поднялась по широким отлогим ступеням в наполненные светом верхние галереи дворца. Здесь она час провела, бесцельно переходя от Беллини к делла Франческе, от Дукко к делла Роббиа, из зала в зал, с этажа на этаж, вверх и кругом. «Здесь, — думала Шарлотта, — я должна чувствовать себя как дома». Однако сегодня каждая картина смотрела на неё с осуждением. Она чувствовала себя такой же уязвимой, как портрет, который пыталась реставрировать, — всего лишь тонкий слой краски между нею и пустым холстом.