Вздохнув, Йаати снял их и взял в левую руку. В правую он взял нож, — и вдруг представил, как это выглядит со стороны. Идиотски выглядит, честно говоря. Он даже невольно оглянулся, чтобы посмотреть, не видит ли его кто, — но никого, конечно, не заметил. Всё равно, ощущение было неприятное, словно во сне, когда идешь голый по пустой улице, до замирания сердца опасаясь, что везде вдруг появятся люди, и…
Йаати недовольно мотнул головой и вновь пошел вперед. Теперь он ступал совершенно бесшумно, правда, то и дело морщась, когда бетонная крошка и мусор впивались в чуткие подошвы. Казалось, что холод от пола, словно разряды электричества, взлетает по ногам, собираясь где-то в основании позвоночника. Мышцы живота вибрировали, словно натянутые струны, и несколько раз Йаати даже задерживал дыхание, чтобы эта дрожь немного успокоилась. Когда где-то далеко, наверное, в соседнем квартале, что-то упало, он вздрогнул и целую минуту прислушивался, не двигаясь, почти не дыша. Ничего… но звук всё равно пугал. Он не вполне понял, откуда тот донесся, — вроде бы, справа, из-за домов… может быть, из двора того дома, где он столкнулся с «руканогами»… и это совсем ему не нравилось. Но наступившая тишина пугала ещё больше, — так, наверное, пловца в море пугает разрезавший волны и тут же пропавший плавник. Так и кажется, что зубастая пасть с кошмарной силой схватит за ноги, и утащит в темную глубину…
Образ оказался столь ярким, что Йаати даже посмотрел под ноги. Замусоренный бетон выглядел вполне надежным, — по крайней мере, даже в его взвинченном состоянии ему не казалось, что оттуда что-то выскочит и схватит его… но его босые ноги на этом бетоне казались неуместными и очень беззащитными, и к тому же, отчетливо мерзли.
Вздохнув, он пошел дальше. Впереди в скате крыши зиял проем, за ним был скат другой крыши с таким же проемом. Сами здания примыкали друг к другу, так что их разделял только водосточный желоб. Йаати замер на миг, глядя в пустое неподвижное небо, потом снова нырнул в темноту.
Здесь пахло чем-то незнакомым, — резко и неприятно, и он вновь замер, глядя на непонятную темную груду справа, под скатом крыши. Словно бы куча накрытых тканью чемоданов, — но почему они пахнут какой-то кислятиной и корицей, да ещё и так сильно?..
Этот чердак он пересек как мог быстро, почти не отводя глаз от этой страшной груды. Желания подойти и посмотреть не возникло и в помине, напротив, — от одного этого запаха по коже разбегался неприятный озноб.
Нырнув в сумрак соседнего чердака, Йаати вздохнул с облегчением, — тут оказалось почти пусто, и ничем не пахло, разве что птичьим пометом и пылью. Здесь он заметил два люка в полу, ведущих, очевидно, на лестницы, но они, к его огорчению, оказались заперты. Сейчас он шел от башни, и это не слишком ему нравилось: во всей творящейся вокруг необъяснимой жути она казалась ему единственным безопасным убежищем, да и любопытство тянуло именно туда. Но эту вот… дорогу проложили явно с определенной целью, — да и свернуть с неё не получалось.
Он вновь вышел на свет, замер, осмотрелся, — и нырнул в сумрак последнего чердака. Здесь по углам лежал какой-то хлам, пахло пыльной обивкой и, слабо, гнилью, словно от брошенных консервных банок. Самодельная деревянная лестница поднималась на метр, к очередной разрушенной квартире. Йаати подошел к ней, оглянулся (пройденный им коридор показался вдруг невероятно длинным и каким-то нереальным, словно он сейчас вышел из сна) и поднялся.
Две стены тут были снесены, пол завален раздробленным бетоном. Йаати скривился от боли, ступив на него, потом бросил сандалии на пол, и обулся. Обломки противно хрустели под ногами, и он осторожно распихивал их, прежде чем ступить. Упасть или вывернуть ногу тут было легче легкого. Наконец, он добрался до угла… и замер.
Перед ним лежало обширное поле развалин. Все здания тут превратились в полуразрушенные остовы, вырастающие из груд собственных обломков. Они, словно острова, поднимались из сплошного моря всё той же неподвижной дымки. Граница её с чистым воздухом тоже была очень ровной, словно зеркало, и Йаати невольно подошел к краю. До поверхности этого призрачного моря оставалось добрых метров пять, — но прямо под ним завал рассекал его, поднимаясь из дымки, словно крошечный горный хребет. Он упирался в пустой остов жилой многоэтажной башни, — от неё остались только три наружных стены с рваными полосами бывших перекрытий и ровными рядами окон. Похоже, что её обрушили направленным взрывом, — именно затем, чтобы перекрыть улицу, — и это наводило на крайне неприятные размышления. Справа, там, где башня примыкала к древнему трехэтажному дому, прямо над завалом зловеще чернел проем выбитой двери, а здесь, прямо под ним (Йаати осторожно посмотрел вниз) завал упирался в выбитое окно. Конечно, сам он состоял сплошь из торчащих углов бетонных плит и балок, но оттуда сюда вполне можно было перебраться. А это значило… значило…