Пробуждение силы. Уроки Грузии – для будущего Украины

Мы говорили больше двух часов, а я все думал, кого же он мне напоминает. Он был очень дружелюбным, но одновременно угрожал, изучал, задавал наводящие вопросы. И уже под конец я вспомнил майора Петрова – особиста, который вел со мной точно такие же беседы, когда я служил в погранвойсках. Я думал, что у нас политические переговоры, а Путин говорил по схеме, которой его научили в КГБ. Он вел сеанс вербовки. Единственное отличие состояло в том, что майор Петров под конец всегда настаивал, чтобы я подписал какие-то бумаги, от чего я всегда отказывался. А этот на первый раз ничего подписывать не попросил.

После официального обеда я выступил в МГИМО перед очень любознательной аудиторией. По просьбе редактора «Эха Москвы» Алексея Венедиктова я проговорил несколько часов с оппозиционными журналистами где-то в квартире на Тверской. Они отнеслись ко мне с большой настороженностью, от которой веяло снобизмом. В любом случае это была очень положительная поездка.

Следующей остановкой был Вашингтон. Незадолго перед этим Джордж Буш прочитал книгу Натана Щаранского о демократии и был одержим идеей, что он должен экспортировать демократию по всему миру. Он решил, это его особая миссия, и мы очень кстати подвернулись ему под руку.

Это был насыщенный визит, у нас было четырнадцать-пятнадцать встреч в день. С госсекретарем Пауэллом мы прогулялись по Вашингтону. Перед университетом Джорджа Вашингтона, в котором я учился, я предложил Пауэллу купить хот-дог, а он за него заплатил. Все это снималось на камеру и выглядело очень симпатично.

Зато на встрече с директором ЦРУ, которая состоялась поздно вечером в конце второго дня, я практически спал. Он тоже был очень усталый, позже мне говорили, что это была встреча двух роботов: мы разговаривали друг с другом «на автомате», без малейшего интереса.

Перед встречей с Бушем меня проинструктировали, что говорить нужно про нефть и нефтепровод, потому что он из Хьюстона, работал в нефтяном бизнесе. Я так и поступил, но увидел, что Бушу скучновато. Но стоило мне где-то на пятой минуте разговора упомянуть про наши общие ценности и дело свободы, он моментально зажегся, у него загорелись глаза. С этого момента он резко включился в беседу. Оказалось, что нефтепровод Баку – Джейхан его лично не особенно волнует. Это уже потом я узнал, что этим интенсивно занимался вице-президент Чейни. Буша интересовали совершенно другие вещи, благодаря чему у нас сразу «возникла химия». После этого не проходило дня, чтобы он не приводил Грузию как пример правильного развития. Если мы оказывались вместе на международных встречах, американская служба протокола всегда настаивала, чтобы я сидел рядом со столом Буша. Он всегда подходил ко мне переговорить, так что первая позитивная реакция имела очень большое значение.

Добрые отношения с Бушем очень сильно нам аукнулись, когда к власти пришел Обама, но даже до Обамы против нас практически с самого начала ополчилась в 2004 The New York Times: редакция решила, что мы проект Буша, поверив путинской пропаганде, что Революция роз была организована Бушем и что вообще все мое правительство было его проектом. На самом деле американский посол был категорически против революции. Он до сих пор пишет против меня пасквили, называет меня ненормальным, бешеным. Не может себе простить, что допустил Революцию роз. Оттуда же растут ноги у идеи, будто нас создал Сорос. Я действительно был с ним знаком, он финансировал некоторые наши проекты – сначала связанные с судебной реформой, потом нашу молодежную организацию «Кмара», которая тоже участвовала в революции. Но когда революция реально разгорелась, он мне звонил и, видимо, с подачи госдепартамента просил все свернуть. Мол, есть риск больших эксцессов.

Аппарат Совета Национальной Безопасности активно нам противодействовал, пока Буш не увидел репортажи CNN про нашу революцию. Увиденное ему понравилось. Кстати, это очень похоже на то, как администрация Буша-старшего противилась распаду Советского Союза. Это важный нюанс для понимания наших отношений с Соединенными Штатами.

[▪]

Во внешнеполитической сфере мы запустили два важных процесса. Во-первых, очень резкое сближение с Азербайджаном – на уровне не просто президентов (Алиев-старший умер вскоре после нашей революции), а на уровне простых людей. Мы приложили большие усилия к тому, чтобы как можно энергичнее интегрировать этнических азербайджанцев и этнических армян в грузинскую жизнь.