От фотографии повеяло невероятным теплом, но мне стало нехорошо. Ноющая боль, объединившись с одиночеством, задались целью раздавить меня. Расщепить на атомы. Сжечь в яростном огне безвыходности. Я не могла вдохнуть из-за ощущения удушения, стиснувшего горло.
Я больше не могла сдерживать слез.
Они брызнули нетерпеливыми градинами по щекам, делая мое лицо сырым и ужасным.
Я столько сдерживала себя. Сдерживаю каждый день, чтобы ни мама, ни Аня, никто не видел, насколько я уязвима. К огромному несчастью, моя ложь недостаточно искусна, чтобы в нее поверила Боль. Она проворная, зараза. Она знает меня «от» и «до», все мои слабости и сильные стороны. Но под ее пристальным надзором мне кажется, что я лишена каких-либо преимуществ перед ней.
Если бы я только смогла заставить эту особу поверить в свой обман, было бы намного проще. Но это ядовитое чувство, прознав, что в моей душе появилась очередная брешь, тут же заполнила ее нескончаемой чернотой.
Стараясь не разжимать дрожащих губ, чтобы крик, рвущийся наружу из груди, так и остался не услышанным, я поднялась с пола и, вытерев влагу со стекла, поставила фотографию обратно на полку.
Почему ломаться так просто, а восстанавливаться тяжело?
Проведя ладонями по лицу, я стерла остатки своего отчаяния и резко развернулась к кровати.
Поревела, и хватит. Теперь нужно снова быть сильной.
Укрывшись одеялом, я отвернулась лицом к стене и стала следить за извивающейся серебряной нитью на светло-бежевых обоях, образующую цветочные узоры, чтобы скорее погрузиться в сон.
Меня не вызывали на задание ночью, так что я смогла спокойной выспаться. Ну, как спокойно… очередной кошмар, игра в догонялки с Больтарасом. Естественно, я была пищащей жертвой.
Стрелки часов показывали половина седьмого. Я лежала в постели, пытаясь закрыть глаза и открыть их хотя бы еще через полчасика, но ничего не выходило, поэтому я встала, не в силах бездельничать.
Я чистила зубы в ванной и изучала свое бледное отражение в квадратном зеркале над раковиной, когда в дверь постучались.
— Аня, ты там? — послышался мамин голос.
Хах. Моя сестра не встает в каникулы раньше одиннадцати. Я всегда удивлялась, как легко ей удавалось менять режим сна, потому что во время учебы она спокойно поднималась в шесть утра.
Кстати, о ней.
Похоже, Аня опять не ночевала дома. Я уже сделала ей пару звонков, но, как и в большинстве случаев, мне пришлось слушать женский голос, сообщающий о том, что телефон Ани выключен, или находится вне зоны действия сети.
Я отошла от раковины и открыла дверь.
— Добвое… — я вытащила зубную щетку изо рта и усмехнулась. — Доброе утро, мам.
— Я думала, здесь Аня, — пробормотала мама.
Моя улыбка сползла с лица.
Укутавшись в халат, она вздохнула и поплыла в их с отцом спальню, которая теперь принадлежала только ей.
Я решила отложить душ, чтобы не отнимать у мамы время перед работой, и освободила ванную через несколько минут.
Переодевшись, я отправилась на кухню, чтобы приготовить нам с мамой завтрак. Ей я сделала яичницу с остатками бекона, а себе бутерброды в микроволновке с сыром и нарезанной свежей помидоркой.
Вскоре мама присоединилась ко мне. Правда к тому времени я уже позавтракала, а ее яичница и кофе остыли. Она проскользнула к столу и сделала пару глотков. Слабо поморщившись, поставила кружку обратно на стол рядом с тарелкой.
— Ты не будешь? — поинтересовалась я, кивнув на яичницу.
— Я опаздываю, — ответила она, поправляя на себе бежевую блузку.
— Но…
— Все нормально, Женя. Я не голодна.
Но это невозможно. За последнее время мама ела при мне всего несколько раз. И я сомневаюсь, что в моем отсутствии она забивала свой желудок. Мама сильно похудела. Юбка-карандаш, которую она сегодня надела, еще два месяца назад была ей как раз. А сейчас она висела, и маме пришлось надеть ремень, чтобы не потерять ее где-нибудь по пути на работу, или обратно.
В ужасном состоянии была ее кожа. Бледня, сероватым оттенком, зеленые глаза впали, под ними — огромные фиолетовые круги, словно она не спит ночами, хотя она спит много. Ее шикарные и блестящие рыжие локоны сейчас были похожи на солому, которую она убирала либо в пучок, либо в хвост.
Мама перестала следить за собой. А ведь она у меня такая красивая.
— Я сегодня задержусь, — сообщила она, закрепив собранные на затылке волосы заколкой. — Будет совещание и, в общем, — она издала громкий вздох, — не ждите меня на ужин.
Не ждать ее на ужин? Как будто мы и так ужинаем вместе.
— Хорошо, — кивнула я.
Мама пробежалась глазами по кухне и застыла, когда ее взгляд остановился на стуле, за которым всегда сидел папа. Лицо мамы вытянулось, морщинки на лбу оттого, что она хмурилась, разгладилась, и нижняя губа задрожала.
Она вспоминала, и это причиняло ей неописуемую боль.