Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов

Видеть со стороны не то же самое, что сделать самому. Я действительно в другом конце равнины, и то, как сильно это поражает воображение, не передать словами. Человеческий мозг не способен переварить такой опыт, вот и все что приходит на ум. Поэтому, нужно просто принять как данность — в одно мгновение я переместился на полмили и оказался за холмом, а руины завода и россыпь камней остались где-то позади.

Точно так же позади скоро останется Оазис. Теперь я точно не сверну с пути.

VII

Когда-то в красном городе было место искусству. И я говорю не об искусстве добывать терций. Под выставки художников даже возвели отдельный модуль, вход в который представлял собой точную копию каменного Сфинкса. Теперь от парадного изваяния осталась только голова с железными прутьями, накренившаяся над кратером, как напоминание об одном из самых сильных метеоритных дождей со времен колонизации. А еще — об оглушительном треске, с которым проект «Оазис: столица будущего» провалился.

Модуль искусства не прослужил своей цели и полугода, но одно мероприятие в его залах состоялось. А первой и последней была выставка картин итальянца по имени Луи, чьи шедевры мало кто понял (если понял вообще). Думаю, всеобщее непризнание и заставило его сменить холст и кисточку на руль спорткара. А может, все дело в кризисе, который вывел на первый план материально полезные виды деятельности, превратив искусство в излишнюю роскошь.

Луи не просто так взял себе гоночный псевдоним «Пикассо». Его настоящая фамилия настолько сложная, что я даже примерно не могу ее припомнить. А вот «Пикассо» в самый раз, особенно для единственного в городе художника. Хотя его мазня имеет мало общего с картинами испанца, напоминая больше следы шин в исполнении каракатицы.

Впрочем, искусство штука сложная, поэтому здесь могу ошибаться. Мэй как-то рассказала мне историю — ни то притчу, ни то реальный случай — про то, как однажды к реальному Пикассо пришел тип, считавший себя художником. Он говорил, что рисует не хуже, и показал мастеру свои «шедевры» в таком же ключе — сплошные абстракции из треугольников и квадратов. Пикассо на это посмотрел и спросил, сможет ли новоиспеченный творец нарисовать, например, человеческую руку. Тип помотал головой, на что маэстро ответил «когда сможешь, тогда и приходи».

Так может оказаться и в случае с этим парнем — либо он великий виртуоз, которого нужно понять, либо бездарный сноб. Главное, чтобы не оказался асом вроде Рэя Линка или Рама Вольфа, и не открыл в себе новый талант — заставлять соперников глотать пыль. Потому что сильных гонщиков в нынешнем сезоне и без него хватает.

Рядом с развалинами Сфинкса расположена штаб-квартира «Ралли Меридиана». Запись на участие, взнос и прочая организационная ерунда происходит по сети, но за сол до начала чемпионата организаторы собирают всех пилотов, чтобы повидать лично. И это не какой-нибудь официоз с фуршетом, конфетти или чем-нибудь в таком роде. Всем давно плевать на подобные мероприятия — только проведите гонку и раздайте денежные призы, чтобы сразу в порт и на корабль. На гонщиков хотят посмотреть по той простой причине, что личное присутствие — самый эффективный способ идентификации. А делают это прямо перед гонкой для того, чтобы проверить, кто до сих пор в игре, и внести поправки в графики, если кто-то выбыл. Мало ли что с кем-то может произойти до открытия чемпионата.

В этот же день проверяется соответствие спорткаров требованиям, поэтому прибыть нужно либо на болиде, либо с ним. Паркуюсь в стояночном ангаре и вижу, что многие пилоты предпочли второй вариант — большинство машин стоят на самоперелетных платформах. Что ж, я попал в меньшинство тех, кто решил прокатиться за рулем и лишний раз потренироваться. Мне это только пойдет на пользу.

Каменная голова с торчащими из нее опорами смотрится жутко. Эта штука больше похожа на гигантского краба с человеческим лицом на панцире, чем на останки Сфинкса. Прямо за ней во всей красе распростерся Оазис — сотни люков, ржавых пузырей, башен, панцирных навесов и всего того, что можно назвать скорее не городом, а металлическими ростками, вылезшими из-под песка. Даже не верится, что когда-то эти черные початки, охраняемые железобетонным изваянием, вселяли надежду на будущее. Теперь можно с уверенностью сказать лишь одно — на руинах здравомыслия будущего не построишь.

Отмечаюсь в сканере, спускаюсь в зал и окидываю взглядом помещение: потолок держат ни то колонны, ни то подпорки моста, утыканные заклепками. Со всех углов свисают лампы, но светятся только две, и то слабо — словно это передние фары мотоциклов, у которых вот-вот сядет заряд. По центру гигантский глобус из красного камня, может даже из гранита. Столы смогли бы уместить сотню гостей, но пришло не больше двух дюжин. И почти все столпились у кофейной машины — кроме четверки умников, спорящих между собой, и худенькой азиатки с татуировкой спутника на запястье.