Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов (СИ)

После минутной передышки отряхиваюсь и продолжаю путь. Ближе к башне замечаю — эта конструкция все больше становится похожа на груду металла. Когда-то она считалась самой разочаровывающей достопримечательностью. И я говорю не про критику художников или писателей времен, когда ее только возвели, которым не нравился дизайн, размеры или что-то там еще. Я имею в виду туристов, приехавших поглазеть с ее высот на Париж и натыкавшихся на толпы себеподобных зевак. Наверное, долю разочарования такие столпотворения действительно навеивали. Но мне уже этого не узнать.

В любом случае, я и подумать не мог, что «Железной леди» удастся разочаровать даже меня. Хотя бы потому, что ни о каких толпах и речи быть не могло. Но по космическим меркам воздаяния, цена бесплатного билета на верхушку Эйфелевой башни — сама верхушка. Так что все по-честному, и остается лишь радоваться, что я добрался до нее живым.

Перекресток под башней усеян заросшими человеческими костями, шевелящимися от побегов плюща. Многие из них разломало и перемололо в труху иссохшими ветвистыми стеблями. Местами отличить, где человеческие останки, а где щупальца лиан практически невозможно. Но уцелевшие черепа ни с чем не спутать, и их целая уйма.

Я знал, что идея покончить с собой, спрыгнув с Эйфелевой башни, может посетить много кого. Так что я ожидал увидеть подобную гору костей, хоть и не настолько громадную — ощущение, будто стою перед «песочными часами смерти», до последней косточки отсчитавшими людской век.

Наверное, я переоценил процент логически мыслящих «антиромантиков», или же недооценил тот страх и всеобъемлющий психоз, который завладел людьми во время массового вымирания. Не знаю, и вряд ли хочу знать, доживая последние часы жизни.

Хочется думать о чем-то хорошем. Например о том, что больше ни одному живому существу не доводилось видеть, насколько впечатляюще смотрится закат в ускоренном мире. Тучи сгущаются и тут же развеиваются, как клубы пара. А солнце быстро скользит за линию горизонта, краснея и расширяясь, словно раскаленная монета. Наверное, что-то похожее видели бы растения, будь у них глаза и более сложная нервная система. Сейчас же это лишь моя прерогатива, и нужно наслаждаться ею, пока есть возможность.

Триста шестьдесят пять ржавеющих ступенек — и я на вершине эшафота. Пронизанные заклепками опоры постоянно скрепят и обсыпаются, словно их разъедает неведомая сила. Смотрится, будто коррозия превратилась в налет «серой слизи», перемалывающей железные балки в себеподобную труху. Поразительно, насколько агрессивным кажется привычный мир, если немного ускорить течение времени.

Будь у меня возможность кому-то об этом рассказать, я бы не смог подобрать слова, чтобы описать весь спектр впечатлений. Больше всего напоминает реалистичное трехмерное кино, прокручиваемое в несколько раз быстрее обычного. И становится жутко от самой мысли, что это все по-настоящему, и что стоит мне снять костюм, как быстротечность этого мира моментально убьет меня.

Было бы неплохо глотнуть спиртного напоследок. В ресторане кое-что осталось, и если не шардоне, то Джим Бим уж точно все еще можно пить. Может, с пятидесятилетней выдержкой он даже сделался лучше. Чего не сказать об интерьере этой дыры: прогнившие насквозь металлические опоры вот-вот рухнут, а свисающие со стен куски деревянных панелей больше похожи на ошметки дубовой коры, чем на некогда блестящую дорогостоящую облицовку. Точно так же сгнили столешницы, и я не нашел ни одного кресла, которое не кишело бы короедами или не превратилось в рассыпающиеся трухлявые мочала.

В любом случае, чтобы проверить мою теорию насчет Джима Бима, нужно снять шлем и вдохнуть зараженный воздух. К тому же, если сделать это, на меня мгновенно слетится мошкара, так что лучше не рисковать. Да и пыль сразу облепит голову и забьется в глаза, поэтому разгерметизация худшее, что можно предпринять и равносильна самоубийству.

Впрочем, не за этим ли я сюда взобрался?

Прыгнуть с верхушки все равно уже не удастся, а вот попытаться осуществить последнее желание — мой долг перед человечеством. Мало кому выпадала возможность потратить последние минуты жизни с пользой для науки. А еще — не лучший ли это уход для человечества — провести научный эксперимент, который эту самую науку и убьет?

Мой пытливый ум не позволит мне уйти отсюда, не умерев от жажды знаний. Пусть это и будет самый бесполезный опыт, я не смогу не провернуть его уже только потому, что мне чертовски интересно, чем все закончится. Конечно, вероятность выжить ничтожно мала, но я не стану отрицать, что она движет мною не меньше, чем любопытство. Вот и выходит, что поводов осуществить этот рискованный шаг гораздо больше, чем причин, чтобы этого не делать.

Что ж, один шаг для человечества, и один Джим Бим для человека, который теперь уж точно не уйдет обиженным.

Синие цикады предвещают смерть

1