Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов (СИ)

Включаю свет, вглядываюсь в стену. Каждая шероховатость выглядит как мазок на холсте, и я не уверен, что так было всегда. «Никогда не поздно увидеть что-то новое в привычных вещах», думаю. Постепенно приходит понимание, насколько все это глупо, и когда в руках оказывается увеличительное стекло, замираю как оглушенный от собственного безумия. Что я рассчитываю разглядеть? черновой набросок моей жизни, или подпись мошенника?

Нужно взять себя в руки и хорошенько подумать. На глаза попадается корешок бордовой книги с полустертыми оранжевыми буквами «История живописи». И тут я понимаю, в чем моя ошибка: все это время я пытался распознать, во сне ли нахожусь, всматриваясь в детали вещей. Я подходил к попыткам разоблачить фальшивую реальность так же, как делал это в лаборатории с картинами. Но ведь есть и другие методы, такие как… углубление в историю полотна. Вот на чем необходимо было сосредоточиться с самого начала, и что нужно сделать сейчас.

Приступим.

Мэри бросила меня, и это правда, потому что воспоминание об ее уходе перетекает из одного сна в другой. С разлагающейся докторшей я точно не виделся, следовательно, и с Генри в стимпанковском баре тоже. Дальше, превращение «Черепа» в «Закат» не может быть частью моих гиперреальных снов, в которых остаются неизменными даже царапины на столах, не говоря уже об остальных деталях. Значит, Серая Ворона в самом деле морочит мне голову, осуществляя какую-то махинацию, в которую я не посвящен. При первой встрече она была с картиной «Череп», и сейчас на мониторе я видел именно ее. А сомнения начались с того момента, как я наткнулся на это полотно в поместье Дракулы. Нужно ехать туда прямо сейчас, чтобы убедиться, не померещился ли мне череп, и понять, в реальности ли я.

Сажусь в машину, завожу двигатель, магнитола включается сама по себе. «Как в фильмах про призраков», думаю, и становится не по себе от такой странной мысли, особенно на фоне гитарного соло Робби Кригера. У Дорз атмосфера, будто находишься в замке с привидениями при тусклом мерцании свечей. Но шелест помех смазывает всю картину и только действует на нервы. Тем более, в голове сейчас черт знает что, а любой лишний шум как лезвием по стеклу. Выключаю радио и поднимаю стекла. Так-то лучше.

Заворачиваю за железнодорожный переезд и вливаюсь в ночную артерию города, кишащую янтарными огнями. Вспоминаю, как выглядит дворцовский лабиринт изнутри, продумывая детали своего безумного плана. Допустим, через полчаса я прибуду на место, а как проникну в дом? Заберусь по коряге на балкон, сразу на второй этаж. Или самым варварским способом выбью камнем окно. Может даже фасадное. Не все ли равно? Это же гребаный сон с вероятнос…

Визг тормозов, вспышка света, удар — и машина покатилась кубарем вдоль обочины, разлетаясь на металлические лохмотья. Я успел осознать это в одно мгновение. В следующее наступила сплошная тьма.

Пахнет лекарствами. Не знаю, какими именно и действительно ли лекарствами, но этот больничный запах ни с чем не спутать. Сквозь сон просачивается пульс аппарата, считывающего сердцебиение. В голове поселяется странная мысль, что это он контролирует мое сердце, диктуя ритм, а не наоборот. Открываю глаза, и как только взгляду предстают очертания палаты, автоматически начинаю искать зацепки: стены и потолок идеальны, как чистый лист, что уже подозрительно. На мониторе подпрыгивают зеленые зигзаги, полка забита упаковками с препаратами, а в окно заглядывают квадратные соты противоположного крыла. Понимаю, что гипермнезия никуда не делась, когда в уме начинают всплывать десятиэтажные названия с упаковок, в которые я даже не вчитывался. Но как насчет того, реальность ли вокруг?

— Не лучшая новость, когда выходишь из комы, но считаю, ты должен знать, — у дверей появляется Генри с газетой в руках. Весь его вид говорит о том, что он мой лечащий врач, хоть это и не так, — твою Ворону поймали на границе с ложным выводом.

Откуда он знает прозвище мошенницы, о которой я никому не рассказывал? Такое возможно только во сне, так что вывод напрашивается сам. Но стоит мне развернуть черно-серый сверток, как моя уверенность рассеивается — «Грэйс Кроу и Белокурая Смерть, или как одним камнем убить двух птиц». Кроу это ее фамилия. Создается впечатление, что заглавие придумывал сам Генри, в перерывах между эфиром и мескалином.

— «Череп» или «Закат»? — Спрашиваю, лихорадочно листая газету в поисках фотографии.

— Ты о чем? — Он смотрит на меня, как будто я тронулся умом. Или вернее, как будто узнал об этом.

— С какой картиной ее поймали?

— «Смерть Дакоты». Кажется, так называется. — Говорит, и я замираю на последней странице, видя то, что в глубине души рассчитывал увидеть: меж колонок мелкого шрифта красуется черно-серый «кабинет доктора Фрейда», посреди которого стоит скелет с пышными белокурыми волосами. В памяти всплывает оригинал в полном буйстве красок, куда мне не так давно посчастливилось погрузиться с головой.