Пробуждения

Больная действительно утратила возможность и способность находиться в «среднем» состоянии и не могла «попасть» в «промежуток» между комой и перевозбуждением, паркинсонизмом и лихорадочной деятельностью, депрессией и манией и т. д. Ее ответы стали экстремальными, резкими, приобрели характер «все или ничего», состояние, как пуля, рикошетировало от одного поведенческого полюса к другому, и мисс А. могла в течение двух-трех минут почти без перерыва заявлять, что она превосходно себя чувствует, что она чувствует себя ужасно, что она чудесно видит, что она полностью ослепла, что она не может двигаться, что она не способна остановиться и т. д. Ее воля непрерывно колебалась или была парализована. Она хотела того, чего панически боялась, и боялась того, чего страстно желала. Она любила то, что ненавидела, и ненавидела то, что любила. Ее одолевали абсолютно противоречивые побуждения, что создавало в ее сознании непримиримые противоречия, делает невозможным решение, зажатое между невозможными выборами.

При возбуждении и постоянном внутреннем противоречии личность мисс А. раскололась на десяток личностей мисс А. Личность, страдающая непрерывной полидипсией, тиками, блоком ходьбы, крикунья, хулиганка; личность, пялящая глаза, неисправимая соня, ненасытная жадина, любящая женщина и ненавистница — все они вели непримиримую борьбу между собой за контроль над поведением мисс А. Реальные интересы больной и реальная деятельность практически исчезли и были заменены абсурдными стереотипами, которые перемалывались на все более мелкие составляющие в мельнице ее существа. Она полностью редуцировалась, по большей части времени, до «репертуара» нескольких дюжин мыслей и импульсов, которые фиксировались в раз и навсегда отлитых фразах и речевых формах, повторяющихся компульсивно. Некогда существовавшая мисс А. — такая сострадательная, вовлеченная и яркая — была лишена права собственности на самое себя роем грубых, дегенеративных ипостасей своего «я», шизофреническим расщеплением некогда единого целого ее нераздельной исходной личности.

Но существует несколько обстоятельств, которые соединяют ее в одно целое или то, что напоминает ей о бывшем, но сломанном «я». Музыка успокаивает больную, снижает степень рассеянности и возвращает ей, пусть и на краткий миг, связность мышления и внушает ей дух согласия. То же самое делает с ней природа, когда она сидит в саду. Но по-настоящему прежняя личность возрождается, когда вспоминает об одном дорогом человеке, единственной родственнице, в присутствии которой к ней возвращается неделимый смысл бытия и чувств. У мисс А. есть любимая младшая сестра, которая живет в другом штате, но раз в месяц приезжает в Нью-Йорк навестить ее. Сестра каждый раз забирает мисс А. на целый день и водит ее в оперу, на спектакли, в хорошие рестораны. Мисс А. сияет по возвращении с этих экскурсий и в подробностях рассказывает о них с полным чувством и здравым рассудком. В такие моменты в ней нет ничего шизофренического — ни в мышлении, ни в манерах поведения; к больной возвращается цельность и адекватное восприятие мира. «Я не могу понять, — сказала мне однажды ее сестра, — почему Маргарет называют чокнутой, сумасшедшей или странной. Мы провели чудный день на природе. Она очень интересовалась всем и всеми — была полна жизни, радости. Она была расторможенной и умиротворенной, абсолютно спокойной и безмятежной — не было торопливости или беспрестанного питья воды, о которых мне так много рассказывали. Она разговаривала и смеялась целый день, как это бывало, когда ей было двадцать и о болезни никто и не подозревал. Она сходит с ума в вашем сумасшедшем доме, потому что в нем она полностью отрезана от жизни».

Майрон В

Майрон В. родился в 1908 году в Нью-Йорке. В 1918 году перенес тяжелый грипп, видимо, одновременно с энцефалитом, хотя в тот момент симптомы последнего остались незамеченными. После окончания средней школы мистер В. стал работать сапожником, а к тридцати годам обзавелся собственной обувной мастерской и женился. У него родился сын.