Пробужденные фурии

Бразилия еще продолжал, но слышалось, что он подходит к концу.

– Если подумать, хитрое оружие. Появляется путаница – кому доверять, кого арестовывать? Даже хаос. Может, это выиграет время, чтобы реальная Куэлл сбежала. Может, просто. Создаст хаос. Последний удар. Кто знает?

Когда я открыл глаза, он снова сидел и смотрел в море. Покой и благодушие ушли с его лица, стерлись, как макияж, высохли, как морская вода на солнце. Вдруг он, внутри своего мускулистого серферского тела, показался озлобленным и разгневанным.

– Кто тебе все это рассказал? – спросил я.

Он взглянул на меня, и на губах мелькнул призрак прежней улыбки.

– Тот, с кем тебе стоит встретиться, – ответил он тихо.

* * *

Мы взяли его жука – облегченный двухместник, ненамного больше моего одноместного, взятого в прокат, но, как выяснилось, куда более быстрый. Бразилия не поленился натянуть потертый защитный костюм из шкуры пантеры, что лишний раз выделило его из прочих идиотов, которые гоняют по шоссе в плавках на такой скорости, что если упадут, то останутся без мяса на костях.

– Ну что ж, – сказал он, когда я об этом упомянул. – Иногда стоит рискнуть. А иногда кто-то просто напрашивается.

Я взял свой полисплавный шлем и настроил по голове. Мой голос металлически раздался в динамике.

– А видел, как напрашивались?

Он кивнул.

– Все время вижу.

Он завел жука, сам надел шлем, а затем помчал нас по шоссе ровно на двух сотнях километров в час, направляясь на север. По дороге, которую я уже проезжал, пока искал его. Мимо круглосуточной забегаловки, мимо других остановок и центров гудящей жизни, где я разбрасывал его имя, как кровь с чартерной лодки во время рыбалки на боттлбэков, через мыс Кем и дальше. При дневном свете Полоса теряла свое очарование. Крошечные горстки светящихся окон, которые я проезжал по пути на юг вчера вечером, оказались выжженными на солнце утилитарными зданиями и баббл-тентами. Неоновые и головывески были выключены или поблекли до невидимости. Поселения в дюнах лишились уютной привлекательности больших ночных улиц и стали просто скопищем построек по обочинам замусоренного шоссе. Теми же остались только шум моря и ароматы, разлитые в воздухе, но на такой скорости мы их не замечали.

В двадцати километрах к северу от мыса Кем в дюны вела узкая разбитая дорога. Бразилия сбавил скорость для поворота – не настолько, насколько мне хотелось бы, – и увел нас с трассы. Под жуком клубился песок, выметаясь из-под обломков вечного бетона и скалистой земли, на которой настелили дорогу. В эпоху гравитационного транспорта дорожное покрытие нужно не столько ради ровной поверхности под машиной, сколько для направления. И за первой же линией дюн строители забросили все старания в пользу вех из иллюминия и углеродного волокна, вкопанных в землю через каждые десять метров. Бразилия позволил двигателю успокоиться, и мы умиротворенно заскользили вдоль шестов, змеившихся по песку в направлении моря. Вдоль маршрута появилась пара бабблов под неудобными углами на склонах. Было непонятно, живет ли в них кто-нибудь. Дальше я увидел оснащенный для боя скиммер, припаркованный под пыльным навесом в неглубоком распадке. На верхних склонах при звуке движка жука или, может, почуяв наше тепло, проснулись сторожевые системы, напоминающие пауков или миниатюрных каракури. Подняли пару конечностей в нашем направлении, потом снова опустили, когда мы проехали.

Мы перевалили за последние дюны, и Бразилия остановил жука боком к морю. Поднял шлем, наклонился над приборной доской и кивнул на склон.

– Ну вот. Ничего не говорит?

Давным-давно кто-то загнал бронированный ховерлодер на пляж, пока его нос не протаранил дюну, да так и бросил. Теперь судно разлеглось на опавшей юбке, как болотная пантера, которая подкралась к добыче, но была убита на месте. Задние рулевые лопасти встали под углом, соответствующим самому сильному ветру, и, видимо, навечно застряли. Песок забился в мозаичные щели брони и накопился на внешней стороне юбки, так что армированные бока ховера казались верхушкой закопанного сооружения, куда больше самого судна. Оружейные бойницы с открывшегося нам бока торчали пушками в небо – верный признак, что гидравлическим регуляторам конец. Верхние люки были распахнуты, словно для эвакуации.

На боку центрального фюзеляжа, у пузыря мостика, я заметил краску. Черную и красную, сплетенную в знакомом узоре, при виде которого я почувствовал холодное прикосновение к спине: стершиеся от времени остатки стилизованного листа куэллкриста.

– Охренеть.

– Ага, – Бразилия поерзал на сиденье жука. – Вот именно.

– И эта штука здесь с?..

– Ага, приблизительно.