Пробужденные фурии

Я вывернул голову и посмотрел вверх для подтверждения. Мы были прямо под гнездом колонии. Вся поверхность скалы была залеплена толстым слоем сливочно-белой паутинной секреции, в которой плавали эмбрионы рипвингов и в которой жили первые четыре месяца созревания. Очевидно, где-то прямо надо мной выросшие птенцы вырывались из нее и либо взмывали, либо неумело наворачивались головой вниз навстречу дарвиновскому финалу в море.

Давай сейчас об этом не будем, а?

Я напряг нейрохимическое зрение и осмотрел колонию. Тут и там на выступающих утесах в белой массе чистились и трепали крыльями темные силуэты, но было их немного. «Рипвинги не проводят много времени в гнездах, – заверил нас Нацуме. – У них нет яиц, чтобы их греть, а эмбрионы подпитываются напрямую от паутины. – Как и большинство суровых скалолазов, он был еще и экспертом по фауне на полставки. – Вы наткнетесь на пару сторожей, рожающую самку или, может, наевшихся родителей, которые выделяют еще больше жижи на свой собственный участок. Если пойдете аккуратно, вас трогать не будут».

Я снова скривился и полез выше от трещины. Маслянистая вонь усилилась, к костюму начали прилипать ошметки рваной паутины. Всюду, где они меня касались, тут же бледнела система хамелеохрома. Я прекратил дышать через нос. Быстрый взгляд вниз подтвердил, что остальные следуют за мной с перекошенными от запаха гримасами.

А затем расщелина неизбежно кончилась, и дисплей сказал, что следующие опоры зарыты глубоко под паутиной. Я безотрадно кивнул и погрузил руку, шевеля пальцами, пока не нащупал каменный шип, напоминавший красную модель на дисплее. Он казался вполне устойчивым. Второе погружение в паутину подарило мне еще одну опору, даже лучше, и я ударил ногой вбок в поисках карниза, тоже покрытого этой гадостью. Теперь, даже дыша через рот, я чувствовал масло в глотке.

Это было куда хуже, чем облезать выпуклость. Опоры были удобные, но всякий раз приходилось запускать руки или ноги в плотные, цепляющиеся паутины. Приходилось следить за неразличимыми тенями эмбрионов, висящих внутри, потому что даже эмбрионы умели кусаться, а гормоны страха, которые они выпускали в паутину, стоит их коснуться, разливались в воздухе, словно химическая сирена. Уже через секунды на нас накинутся сторожа, и я невысоко оценивал наши шансы сражаться с ними, не свалившись.

Сунуть руку. Пощупать.

Схватиться. Двигаться.

Вырваться и стряхнуть руку. Давиться от высвободившейся вони. Сунуть руку назад.

Теперь мы были с ног до головы покрыты нитями, а мне было трудно вспомнить, каково вообще было лезть по чистой скале. На краю почти чистой прогалины я миновал дохлого и гниющего птенца, застрявшего когтями вверх тормашками в узле паутины, из которого не смог вырваться и умер с голоду. Это добавило к вони новые, приторно-сладкие полутона гнили. Выше почти взрослый эмбрион, кажется, повернул ко мне свой клюв, пока я опасливо рылся в жиже в полуметре от него.

Я подтянулся на карниз, ставший закругленным и липким от паутины.

На меня бросился рипвинг.

Наверное, он испугался не меньше, чем я. Поднимающийся туман репеллента и выползающая вслед за ним массивная черная фигура – можно себе представить. Он остервенело клюнул меня в глаза, но только попал по маске и толкнул мою голову назад. Клюв скользнул по стеклу. Я потерял хватку левой рукой, закрутился на правой. Рипвинг каркнул и выгнулся ниже, метя в горло. Я почувствовал, как зазубренный клюв коснулся кожи. Другого пути нет, я изо всех сил подтянулся правой рукой на карниз. Хлестнул левой, с нейрохимической скоростью, и поймал зверюгу за горло. Сорвал с карниза и швырнул вниз. Раздался еще один удушенный хрип, затем взрыв кожаных крыльев. Вскрикнула Сиерра Трес.

Я снова схватился левой рукой и посмотрел вниз. Оба напарника были на месте. Рипвинг превратился в удаляющуюся крылатую тень, парящую над морем. Я глубоко вздохнул.

– Вы в порядке?

– Можешь, пожалуйста, так больше не делать? – проскрежетал Бразилия.

Мне и не пришлось. Дальше маршрут Нацуме повел нас по области с рваной и старой паутиной, наконец – через узкую полосу жирной секреции, а потом мы выбрались. Через десяток опор после этого мы примостились на платформе из обработанного камня под укрепленным козырьком цитадели Рилы.

Обмен натянутыми улыбками. На платформе хватало места, чтобы сесть. Я стукнул по индукционному микрофону.

– Иса?

– Да, я здесь, – ее голос казался нехарактерно высоким, торопливым от напряжения. Я снова улыбнулся.

– Мы наверху. Сообщи остальным.

– Ладно.

Я откинулся на скалу и по-лошадиному фыркнул. Уставился на горизонт.

– Я больше никогда не хочу это повторять.